Это был превосходный вечер, и он был так хорош, потому что все, кто выступал, говорили чистую правду. Никто не врал - без сомнения, потому что о Кораблеве нетрудно было говорить правду: ведь он никогда и не требовал ничего другого от своих учеников.
Цветов на эстраде становилось все больше, и Иван Павлыч сидел очень красный и время от времени растерянно поправлял усы. Кажется, он стеснялся, что чувствует себя таким счастливым. Когда его хвалили, у него становились страдающие глаза.
После актера, который назвал Ивана Павлыча «учителем жизни в искусстве», выступил лейтенант. Он сказал, что поскольку товарищ Фавер говорил от имени артистов, он позволит себе произнести приветствие от имени курсантов и командиров Рабочее - Крестьянской Красной Армии, так же вышедших из стен этой школы.
- Дорогой Иван Павлыч, - сказал я, когда председатель дал мне слово, - теперь позвольте мне сказать от имени летчиков, потому что немало ваших учеников летает над нашей великой страной и все они, конечно, присоединятся к каждому моему слову. Говорят, что писатели - инженеры человеческих душ. Но вы тоже инженер человеческих душ. Однажды, например, проснувшись рано утром, я обнаружил, что мой сосед, не отрываясь, смотрит на потолок и так внимательно, что даже не отвечает на мои вопросы. Я проследил за его взглядом и увидел, что на потолке нарисован черный кружок, величиной с полтинник. Это повторялось много раз. Как вы думаете, зачем он это делал? Конечно, он сам мог бы ответить на этот вопрос, потому что в данную минуту он является моим соседом за этим столом. - Валя смущенно засмеялся, а за ним президиум и весь зал. - Но так и быть - скажу за него, - он развивал силу взгляда. Чей же взгляд так поразил его? Знаменитый взгляд Ивана Павлыча Кораблева. Дорогой Иван Павлыч! Теперь я могу вам откровенно признаться: мы не выдерживали вашего взгляда. Бывало натворишь что - нибудь и только соберешься соврать, а встретишь вас или только вспомнишь о вас, и невольно говоришь правду. По - моему, это и есть самое главное, чему должна учить нас школа.
После меня выступила Таня Величко, но я уже не слушал ее, потому что приехал Николай Антоныч.
Он вошел в зал - толстый, солидный, снисходительный, в каких - то широких брюках, и, немного наклонясь вперед, стал пробираться к президиуму.
Я не видел его после той безобразной сцены, когда он кричал на меня и ломал пальцы, и нашел, что с тех пор он значительно переменился. Видно было, что он утвердился в жизни! За ним шел какой - то человек, тоже довольно толстый и тоже немного наклонясь вперед и не улыбаясь.
Я бы никогда не догадался, что это за человек, если бы Валя не шепнул в эту минуту: «А вот и Ромашка».
Как? Это Ромашка? Такой причесанный, солидный, в таком превосходном сером костюме? Куда делись желтые кошачьи космы? Куда делись неестественно круглые глаза - глаза совы, которые не закрывались на ночь?
Все было приглажено, прибрано, по возможности смягчено и даже тяжелый квадратный подбородок стал теперь не очень квадратный, а скорее полный и тоже вполне приличный. Пожалуй, на свежего человека он мог теперь произвести даже приятное впечатление.
Николай Антоныч прошел в президиум, Ромашка за ним, и все, что делал Николай Антоныч, делал за ним Ромашка. Николай Антоныч сдержанно, но в общем сердечно поздравил Кораблева, - не поцеловал, а только протянул руки. И Ромашка только протянул руки. Николай Антоныч окинул взглядом президиум и прежде всех поздоровался с заведующим Гороно. И вслед за ним - Ромашка.
Меня Николай Антоныч не заметил, то есть сделал вид, что меня здесь нет. Но Ромашка, дойдя до меня, остановился и слегка развел руками, как будто удивляясь: я ли это? И как будто я никогда не бил его ногой по морде.
- Здравствуй, Ромашка, - сказал я равнодушно.
Он перекосился, но сейчас же сделал вид, что мы, как старые друзья, так и должны называть друг друга: «Санька, Ромашка». Он подсел ко мне и стал что - то говорить, но я довольно презрительно остановил его и отвернулся, как будто слушая Таню.
Но Таню я не слушал. Все во мне кипело и бурлило, и только усилием воли я сохранял прежнее спокойное выражение.
Торжественная часть кончилась, и гостей пригласили к столу. Ромашка догнал меня в коридоре.
- Правда, прекрасно прошел юбилей Ивана Павлыча?
У него даже голос стал мягче, круглее.
- Да, очень хорошо.
- В самом деле, жаль, что мы так редко встречаемся. Все - таки старые товарищи. Ты где служишь?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.