Дорога к Зевсу

- Управляющий был здесь? Ну, быстрее, Леман! Был или нет?

- Я не видел.

- Когда он приходит?

Сердце, буквально выпрыгивавшие из груди, укрощено делает скачок, другой и переходит на обычный ритм... Ах, вот оно что!... Я одергиваю пиджак и делаю вид, что никак не могу сосредоточиться. На самом деле минута нужна Одиссею для того, чтобы из мелочишке быстренько слепить нечто целое, приводящее к нескольким выводам. Первый: фон Арвида хотят арестовать. Второй: он не ночевал дома. Третий: гестаповцы не имеют пока представления о связях Лемана и Цоллера... Из первых трех напрашивается четвертый: они не беседовали с Анной. А раз так, то, значит, фон Ар - вид у нее.

- Который час? - говорю я.

- Семь пятьдесят.

- Минут через десять господин управляющий должен быть. Вы уж не сердитесь, но как прикажете объяснить ему, откуда вы вошли?

- Через дверь, Леман. Через эту!

Небрежный взмах руки, одетой в черную перчатку, уточняет, что гестапо проникло в кабинет через запасной ход. Так я и думал. Вряд ли они рассчитывали на встречу со мной, иначе воспользовались бы парадным.

Дверь негромко скрипит, и еще один гестаповец - пониже ростом и в плаще - появляется в комнате.

- В порядке!

- Где он?

- В машине... Можем ехать.

- А этот? Как быть с ним, унтерштурмфюрер?

- Прихватим к нам. Лучше будет, если он не станет трезвонить в конторе.

- Да, унтерштурмфюрер! - И ко мне: - Собирайся, поехали!

- Но, господа... А как же?.. Я же должен еще подмести здесь и в зале. Это же непорядок, господа...

Первый толчок отбрасывает меня к двери, а второй упирает в нее носом. Я едва удерживаюсь на ногах. Спрашивается: и почему только Франц Леман должен терпеть такое обращение? Бурный протест поднимается во мне, но я не даю ему выхода. Сейчас мне не до слов: через полчаса - максимум! - фрейлейн Анна выложит гестаповцам все о треугольнике, вершину которого образует фон Арвид, а у основания мы с Цоллером. Боюсь, что леммы, вытекающие из этого геометрического построения, не обещают Одиссею ничего приятного... Хотя как знать!

13

Комната со стенами развеселого оранжевого цвета. Деревянная скамья. Лампа под эмалированным колпаком. Сижу, курю, пытаясь заглушить табаком запах карболки. Дым скапливается возле лампы, колышется, плывет. Все повторилось: камера в гестапо и Одиссей - страждущий в узилище. Прошло не меньше часа, а меня никто не вызывает; заперли и ушли, сказав напоследок: «Скоро понадобитесь».