Ладонь была маленькая и жесткая.

- Я, наверное, так к обеду приду.

- Когда хотите, хоть к обеду, хоть к ужину, хоть к завтраку.

- Я пойду. Здоровья вам...

В троллейбусе он положил красный узелок на колени и помахал из окна обеим женщинам. Они остались на остановке, а ему нет-нет да казалось, что Вера здесь, в троллейбусе.

В части он раздал печенье ребятам и сказал, что это подарок незнакомой старушки из Останкино, которую он выручил деньгами.

... Дождь выпал ближе к осени.

Солдаты проснулись среди ночи, оттого что повсюду еле слышное стояло шелестение, будто кто-то осторожно листал книгу или под дверьми казармы ходил и скребся большой старый еж.

- Никак дождь?

- Он самый.

- Где же ты задержался, старина?

- А сильнее не можешь?

- Может, да не хочет.

Владислава внезапно, необоримо потянуло в Останкино. Он ехал на том же тринадцатом троллейбусе и радовался, оттого что Москва пахла дождем и землей, оттого, что хоть и обидятся на него Мария Дмитриевна и Вера, да все равно обрадуются, а он им сочинит про срочное военное задание или еще про что-нибудь. А в саду, как у него в деревне, будут переговариваться листья; крупные капли срываться с намокшего карниза и падать в лунки, выбитые ими вдоль всего домика, а яблони дышать свежим виноградным запахом коры.

Он поговорит с хозяйками, утешит их, скажет, что соскучился, и это будет правда истинная. Вообще-то он соскучился по дому, по деревне, но в тех снах, которые навещали его за последнее время, рядом с деревней, с отцом и матерью нет-нет да и всплывал забытый домик в Останкине. И в тех снах Вера целовала его, и он целовал девушку и говорил ей ласковые, жгучие слова и тосковал по ней.

И во сне у него колотилось сердце. Он сошел на одну остановку раньше и не сразу обнаружил нужную улицу. От домика, где жили Мария Дмитриевна и Вера, осталось несколько мокрых яблонь со сломанными ветвями, груда досок и битого кирпича. Из-под нее точился рыжий ручеек. У Владислава задрожали губы. Похожее ощущение было в детстве, когда на своих именинах он разбил большую тонкостенную мамину вазу - на ее донышке белыми пузырьками была обозначена дата: 1883 год. Тогда он ползал на полу, собирал осколки, плача, заклинал, чтобы они срослись, и какое-то время верил, что ваза возобновится и будет такой, какой и была, - без единой трещинки.

Сейчас, успокаивая себя, он мысленно повторял:

- Ты найдешь их - Марию Дмитриевну и Веру. Чего ты расклеился? С ними-то ничего не случилось... Ты не стой. Ходи, двигайся.

Владислав походил туда-сюда и неожиданно близко увидел Останкинскую телебашню. В тот приезд ее закрывали тополя, а теперь их вырубили, и она открылась вся как есть. Основание ее, мощные опоры, лоснящиеся после дождя, как корни гигантского дерева, из-под которых повыветрилась земля и которые от этого еще крепче держались за нее, сливались в единый бетонный ствол, и он терялся в облаках.

«Милые мои, - подумал Владислав - Где же вам квартиру дали? Дали где-нибудь...»

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.