КАШТАНОВ ехал в отпуск с тем блаженным чувством беспокойства, недоверия и торопливости, какое окутывает каждого, долго, безнадежно мечтавшего о чем - либо и вдруг неожиданно и робко сознающего, что мечты его сбываются. Ехать ему было недалеко, и, несмотря на неудобства пути, он не успел утомиться; да и не мог он устать - слишком уж полно охватило его сознание своего счастья и нетерпеливое ожидание того прекрасного, чем встретит его дом.
Мимо пыльных окон вагона в бесконечном однообразии бежали поля, перелески, деревни. Однако, Каштанову картины эти не казались однообразными - столько в них было волнующей, полузабытой прелести. С наслаждением глядел он на знакомые места, уже подернутые голубым дымом сумерек, и узнавал и вспоминал их. Все еще не верилось, что это всерьез. Временами казалось, что отпуск и вся поездка - не на - стоящие, что его остановят на пути и отправят обратно в Москву. И, хотя документы были в полной исправности и не могло быть решительно никаких оснований для подобной тревоги, Каштанов в такие минуты ежился, втягивал в плечи голову и неловко ерзал лопатками под гимнастеркой, как бы тяготясь и ею, и своей курсантской шапочкой - пилоткой. Только добравшись, наконец, до своей станции, он успокоился и по - настоящему поверил, что будет сегодня дома.
Уже совсем стемнело, и на стрелках горели бледные фонари. Скудно освещенный вокзалик и гулкий байдак платформы - знакомые, милые и родные - наполнили Каштанова каким - то сладким, детским умилением. Жадно вдыхая прохладный ночной воздух, напоенный чудесными, влажными запахами, он вместе с немногими пассажирами, сошедшими с этого же поезда, спустился на станционный дворик. Здесь тоже горел фонарь и в свете его листва тополей и акаций казалась пепельной. Крестьяне - подводчики наперебой предлагали:
- Кому до Храброва?
- Давай довезу!
- Садись, братишка!
Каштанов приостановился, смутно надеясь, что попадется кто - нибудь из знакомых мужиков - от этого он еще ярче почувствовал бы себя дома. И действительно, чей - то веселый голос окликнул из темноты:
- Мить! Да неужто он... Откуда?
Другой голос, хмурый и точно заспанный, ответил:
- А ты и не видишь... Митрий Палчу!
И в жидкий, колеблющийся свет фонаря оба - маленький, рыжий, с хитрыми, о быть, вечно смеющимися глазками, и другой, тяжелобородый, в домотканом кафтане, протягивающий руку. Каштанову стало приятно, что его не забыли. « Помнят все - таки», - чуточку хвастливо подумал он, пожимая жесткую, как береста, ладонь и в свою очередь узнавая мужиков.
После этой встречи было уже неловко отказываться от подводы, и он, сначала собиравшийся идти пешком, решительно скинул с плеч вещевой мешок:
- Поедем что ли?
- Да я с возом, - виновато ответил рыжий, - керосин везу в потребиловку.
Каштанов повернулся ко второму.
- Ну что ж, садись, давай, - сказал тот угрюмо.
Каштанову было немного жаль денег - он берег их и собирал, чтобы сшить себе хромовые сапоги. Но, усаживаясь в телегу, он сразу почувствовал безразличие и к деньгам и к сапогам. « А, черт с ними», - с облегчением подумал он, обминая под собою прикрытую рядном солому. Лошадь шагом тронулась к воротам. Затрещала под колесами мостовая, отошли назад стриженые акации с пепельной листвой, и черная, непроглядная после фонаря ночь надвинулась со всех сторон, как вода.
- Ну, что у вас новенького? - спросил Каштанов, улыбаясь и чувствуя все то же умиление, - живете как?
- Живем, - равнодушно ответил из темноты возница, - чего с нами сделается.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.