Когда Катеринка была уже недалеко от двора, её окликнул Елизар Самсонович:
- Беги шибче: батька с рыбалки вернулся. Там какого сомищу привёз - глядеть страшно!
- Бегу! - крикнула девушка и рванулась было, но, пробежав несколько шагов, вдруг стала, задумалась; Елизар уже не мог её видеть: он скрылся в переулке, за косяком рыжих, перестоявших подсолнухов.
Катеринка любила, когда отцова бригада возвращалась с заречья, особенно, если улов был удачен» Приезжал отец весёлый, в доме поднималась суета. От печи до самого порога на весь двор вкусно пахло жирной сазаньей ухой. Наташке и - по старой памяти - ей, будто тоже маленькой, отец привозил шуточные гостинцы: какого-нибудь огромного старого рака с одной клешнёй или щучку, не сумевшую заглотнуть окуня.
А сегодня она была особенно рада отцовскому приезду. Именно ему больше всего хотела Катеринка рассказать о радостной новости, с которой спешила сейчас из своей избы-читальни. Может, перестанет он теперь подсмеиваться над её работой, как над детской забавой. Только сказать нужно умеючи: выбрать минуту, чтоб за суетой, за отцовскими шуточками не прошла незамеченной её новость.
Катеринка перевела дух и уже не бегом, а шагом пошла к дому. Войдя в калитку, она сразу увидела отца, худого и высокого, в закатанных до колен шароварах. Косо изогнувшись, он свалил с плеч тяжёлый мешок с рыбой; на спине, на выцветшей гимнастёрке осталось большое мокрое пятно. Левый, пустой рукав, как всегда, был аккуратно заправлен за пояс.
- Здорово, Катеринка, невеста учёная! - крикнул он раньше, чем повернулся к ней лицом. - Принимай зверя... Или нет: добеги-ка до каюка да забери вентеря посушить.
- Сейчас, батя, принесу, - сказала Катеринка, круто, на ходу повернувшись.
Она перебежала дорогу и углубилась в ивняк, покрывавший весь отлогий, плоский скат до самой реки. Здесь всегда, с половодья до зимы, пахло тиной и прелым листом. Скоро среди серебристых ивовых плетей засветилась вода. Девушка вышла на прибитый волною гладкий песок, блестевший кое-где ломкими створками жемчужниц. Вода шла быстрая, стальная под высоким, закрытым облаками солнцем. На том берегу, в сизой дали зелени перелесков, проступили уже огненные пряди.
Каюк стоял на якоре. Катеринка разулась. Вода обожгла разогретые ходьбой ноги. Вентеря были мокрющие; надо бы раньше, чем идти, скинуть дома жакетку. Но отец и так редко просил помочь. Не любил просить. А ещё хуже не любил, чтоб сами ему помогали. Вот и сейчас она не знала, забрать ли заодно и бабайки... Она помнила, как, вернувшись с фронта, отец, всегда ласковый с матерью, раскричался за растерянность, за жалость, за слёзы её над пустым рукавом, а больше всего - за её суетливую предупредительность:
- Уйди ты, не топочи вокруг меня! Сам за собой управлюсь. Не по пьянке руку потерял, за дело отдал, - значит, жалеть меня нечего... - а потом, уже отходчиво, посмеиваясь, прибавил: - Где дураку двух рук мало, умному и одной хватит.
Знали о том и в бригаде. Помогать ему в работе, да и то с оглядкой, мог только Елизар - друг, однополчанин. Катеринка всё-таки захватила бабайки.
Когда она вернулась, двухпудовый сом лежал в бадье, далеко свесив тяжёлый вороной хвост, растягивая гармошкой углы звериной пасти. От него на сажень несло муторным тинным духом. Наташка, маленькая, широкоглазая, делала вокруг него опасливые круги.
В иной день Катеринка постояла бы над ним и потрогала пальцем и попугала Наташку, а сейчас не терпелось поскорей покончить с делом и рассказать свои новости. Стараясь не загреметь бабайкамя, она положила их в траву, потом развесила по наветренной стене дома вентеря и умылась.
Отец, уже в чистой рубахе, сидел в летней кухне за столом с дедушкой Потапом. Дедушка приходился отцу троюродным дядей. У него немцы порубили сына и сноху, сожгли дом. Он теперь жил здесь, глухой и безразличный.
Мать вошла вместе с Катеринкой, внесла дымящуюся миску.
- Садись и ты, а другой раз пообедай, - сказала она дочери. - Видишь, как поздно с отцом вышло. Вечерять уже, пожалуй, не будем.
- А, невеста! - откликнулся отец. - А ну, садись, рассказывай про женихов.
Катеринке есть не хотелось. Но поговорить с отцом можно было только за едой.
- Да что это вы, батя, меня всё невестой да невестой? - сказала она, расставив тарелки, садясь к столу. - А я вот замуж и не собираюсь вовсе.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседа корреспондента «Смены» с лауреатом Сталинской премии художником Е. Кибриком