Но новое поколение советских кинематографистов — это поколение XX съезда партии. И никогда не было и нет в нашем кино борьбы поколений — есть закономерная смена поколений. Калатозов и Урусевский, Ромм и Габрилович и другие были в авангарде бурной советской киновесны 50-x годов. Это они вместе с молодыми после монументов и баталий вновь открыли нам мир простых советских людей, ввели нас в квартиры, дома и переулки, где они живут. Но как правильно сказал о резко противостоящих друг другу тенденциях бытописания этого «простого человека» у нас и в современном западном кино Е. Габрилович: «Они говорят: «Жизнь идет буднично, непримечательно, и нам остается только регистрировать эту непримечательность». Мы же говорим: «Да, жизнь — это будни, но сколько интересного и важного заключено в их непримечательности!»
Фильм «В воскресенье не хоронят» и фильм «Сережа» — оба о жизни будничной, непримечательной. Но сколько интересного в этой непримечательности видят авторы «Сережи»!
Нигде не сглаживают они острых углов в этом повествовании о вступлении в жизнь. Они не боятся столкнуть пятилетнего Сережу с пятидесятилетним пошляком, который, хохоча, сует ему тщательно завернутую пустую «конфетку», и не боятся пытливого Сережиного: «Дядя, вы дурак?» Они не боятся одинокой мальчишеской фигурки в длинной ночной рубашонке, с закутанным больным горлом, стоящей посреди опустевшей комнаты: «Коростелев, родной, миленький, возьми меня в Холмогоры!» Они не боятся осуждения матери Сережи — Марьяны, которая видит заботу о нем только в чисто физической опеке, которая слишком нетонка, нечутка, чтобы ввести ребенка в сложный мир новых для него ощущений, действий, мыслей.
Но тем значительнее в фильме фигура Коростелева. И когда бредут они по лесу с Сережей, двое мужчин в одинаковых шапках-ушанках, одинаково широко и раздумчиво шагая, лес этот, набухший холодной влагой, светел (хотя и нелегка ситуация: Коростелеву с Марьяной действительно нужно ехать в Холмогоры, и ехать без Сережи, потому что он хрупкий, болезненный мальчик и не выдержит северного климата). И весь фильм светел. Светел и добр, как взгляд Коростелева. Светлы слезы Сережи, падающие на листья, как капли летнего дождя. Светлы маршруты веселого детского велосипеда. Светла дорога, по которой провожают Сережа и его друзья повзрослевшего и остепенившегося Ваську учиться в город. Светлы сны Сережи. Светла вода в его аквариуме. И светла та большая дорога, по которой он все-таки уехал в Холмогоры,— хоть и нельзя ему, хоть он и болезненный, хоть и трудно с ним будет.
Фильмом «Сережа» начался для бывшего архитектора Георгия Данелия путь в большой кинематограф.
После первой и единственной совместной картины пара Данелия и Таланкин распалась на режиссера Георгия Данелия и режиссера Игоря Таланкина.
Следующий фильм Данелия «Путь к причалу» многие называют «странным фильмом». Пожалуй, он покажется еще более странным, если сравнить его с тем, который Данелия сделал сразу после него,— с картиной «Я шагаю по Москве». То есть просто трудно поверить, что оба эти фильма сделаны одним человеком.
Сам Данелия так говорит об этих фильмах:
— «Путь к причалу» — фильм о несчастных людях. Он не получился. «Я шагаю по Москве» — фильм о счастливых людях. И он получился.
Впрочем, в этом заявлении нет самоуспокоенности, бахвальства — есть трезвая оценка собственной работы.
— Фильм «Путь к причалу» мы задумывали как своего рода противостояние человека и стихии. Суровая северная природа — ив ней человек, труженик. Так именно хотелось это показать. Но случилось несчастье: отснятый на Севере материал не получился во многом по чисто техническим причинам. Так исчезло противостояние.
Я слушаю Данелия и вспоминаю отличный эпизод из «Пути к причалу», может быть, единственный сохранившийся от всего замысла: над белым безмолвием, среди ледяного покоя, по замерзшим в стуже проводам, из продрогшего громкоговорителя разносятся такие домашние, уютные, пахнущие тропиками строки «Доктора Айболита»: «...не ходите в Африку, Африку гулять»...
Мне лично нравится фильм «Путь к причалу»— может быть, именно своей негладкостью, непричесанностью, несочетаемостью своих отдельных частей. Казалось бы, что объединяет заскорузлое одиночество боцмана Росомахи и легкое острословие морского стиляги Марата Чепина, всю на юморе историю непосредственного Васьки Метелкина и трагедию Марии? И как соединить тяжелую глыбу — Бориса Андреева с прозрачной, нежной музыкой Андрея Петрова? Как-то странно и словно неумело чередуются в этом фильме сцены кокетливо надуманные и истинно глубокие, грустные и легкомысленные, приподнятые и приземленные. Но в этом хаосе, в этом художественном беспорядке, прихотливом барокко не чувствуете ли вы упорного, настойчивого поиска, упрямо пробивающейся к зрителю мысли, которую режиссер хочет, очень хочет, чтобы вы поняли: для кого, зачем живет человек — для себя ли, для других, и так ли уж легко решить этот как будто риторический вопрос.
И здесь Данелия, как бы отвечая на мои мысли, вдруг говорит:
— ...И финал, может быть, даже надо было сделать другой. Да, другой. Пусть бы Росомаха отказался обрубить канат. «Кола» не сумела бы тогда спасти гибнущий лесовоз. Что бы из этого вышло? С какими бы глазами они пришли к причалу? Вот это было бы, наверное, интересно...
Зато следующий фильм, «Я шагаю по Москве»,— любимое детище Георгия Данелия.
— Он получился цельным, в одном ключе, хотя снимать его было невероятно трудно: в нем нет сюжетного стержня, драматических поворотов, даже и характеров как таковых — все это только повод, только предлог для показа панорамы жизни.
Мне пришлось посмотреть «Я шагаю по Москве» дважды. Первый раз — в Доме Союза работников кинематографии на Васильевской, второй — в душном кинотеатре «Аврора», что у Чистых прудов в Москве. Первый просмотр (может быть, впрочем, потому что для кинематографистов он был не первым) был скучноват, холодноват и академичен. Даже фильм мне как-то не очень понравился.
По-настоящему я поняла его, его сегодняшность, его даже сиюминутность, его летне-московскую пестроту и бесконечную увлекательность и даже интимность, когда посмотрела фильм в «Авроре». Сколько было в зале поистине младенческого ликования, когда узнавали улицы и переулки, их быт и нравы, и, конечно, особенно когда узнали близлежащие Чистые пруды, и многие тут же вслух начинали вспоминать, как ровно год назад на этих самых Чистых прудах фильм снимался! Я поняла, что картина об этих людях И потому им нравится.
И мне сразу вспомнились споры вокруг фильма. И статьи. И мое собственное недоумение: о чем же, собственно, фильм, какие проблемы решает, или это просто модное «синемаверитё», «киноправда», «постольку поскольку»?..
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.