Кто из нас не мечтает в юности о больших делах, о дальних дорогах, о знаменательных свершениях?! И пристально всматриваемся мы в лица людей, которые смогли воплотить в жизнь наши собственные мечты и надежды, вслушиваемся в их слова. Мы ищем разгадку успеха, ключи к победе.

Несколько лет уже я знаком с академиком Александром Леонидовичем Яншиным, одним из крупных геологов нашей страны, человеком интереснейшей судьбы, могучей работоспособности, неиссякаемого оптимизма. Он вступил на геологическую тропу давно, почти сорок лет тому назад, прямо со школьной скамьи, а уже через год-полтора его старшие товарищи говорили, что у Саши Яншина особый талант к геологии, сродни тому, какой бывает у крупного музыканта, писателя, поэта.

Уже после первых встреч с Александром Леонидовичем я понял, что непременно должен познакомить с ним, с его судьбой, мыслями возможно большее число молодых людей, начинающих жизнь. Он из тех, кому стремится подражать «юноша, обдумывающий житье».

На этот раз наша беседа началась с небольшого спора.

— Как быть молодому человеку, если к окончанию школы он еще не нашел своего пути? Если не сумел поступить в институт по душе? Если ему не нравится избранная профессия, а он уже идет по трудовой дороге?

— Мне постоянно приходится иметь дело с юношами и девушками и здесь, в Москве» и в Новосибирске, и во время встреч в геологических партиях. Думается, что ваши вопросы, если они и имеют, так сказать, право на существование, то относятся и очень небольшому числу молодых людей. У меня сложилось впечатление, что к семнадцати годам подавляющее число юношей и девушек уже знают свой путь. Пусть это не точно: физик-атомщик, слесарь-лекальщик или врач-педиатр. Но к моменту окончания школы, я полагаю, человек уже знает, вернее, ясно ощущает, что ближе всего ему: зеленые просторы лесов, птичий гомон в чаще, шелест трав или музыка сложнейших уравнений, стройная архитектура формул.

— А разговоры о профессиональной ориентации, психологические исследования на предмет определения склонности к будущей профессии, о которых сейчас много говорят, пишут, передают по телевидению?

— Жизнь наша столь многообразна, поток информации так велик, молодежь с самого раннего детства столь тесно связана с нашей повседневной жизнью, что вряд ли есть необходимость в каких-то специальных институтах профессиональной ориентации.

Ну, а что касается других ваших вопросов, то что за беда, если «срезался» на экзамене в избранный институт или техникум? Ведь у нас повсюду столько заочных и вечерних учебных заведений! А сколько других путей ждет молодого человека по выходе из школы: заводы, поля, целина, новые отдаленные районы страны — все это превосходная школа жизни, великолепный лакмус для проверки сил, уточнения стремлений. А учиться, совершенствоваться в избранном деле никогда не поздно. Убежден, что проблемы тут нет никакой!

— Нет, дорогой Александр Леонидович, проблема есть! Просто я не так, значит, поставил вопрос. Все, что вы сказали, абсолютно верно, если считать, что молодой человек обладает вполне сформировавшимся характером. Если есть в нем то, что требуется для достижения цели, для победы: мужество, целеустремленность, сила воли. А если этого нет ещё? Впрочем, поставим вопрос иначе... Александр Леонидович, а как начинали вы?

— Между прочим, с решения той же проблемы, о которой мы только что говорили: учиться или работать?. Во всяком случае, в семнадцать лет, после окончания школы, я не предполагал, что стану ученым, и даже в институт не собирался поступать, Меня очень влекли путешествия, я уже тогда очень любил природу и всей душой стремился изведать романтику странствий по далеким, неведомым краям. Точной профессиональной ориентации я тоже не имел. Но во мне было очень велико то самое стремление, которое так ясно выражено в древней поговорке кочевников: «Душу номада (кочевника) даль зовет».

Моя первая «научная» должность была — «коллектор». А попросту говоря, почти разнорабочий в экспедиции.

Представьте себе: выжженная степь, волнистый ландшафт, раскаленное солнце над головой и лазурно-синяя поверхность Аральского моря на горизонте. И мы, который уж день бредущие по степи. Провиант, палатки, приборы — все с собою на лошадях и верблюдах. Буровой инструмент тоже с собою. А потом приходили к местам выходов фосфоритов, приступали к ручному бурению. Да, да, ручному! По два человека попеременно мы вгрызались в землю, через три — пять метров вынимали инструмент, брали пробы, а затем снова шли дальше в глубину, снова этот тяжкий труд...

И было еще одно очень важное обстоятельство. Уходя каждое лето в очередную экспедицию, мы все — и я тоже — ясно сознавали, как важен, как нужен стране наш труд. Начиналась индустриализация, начинались великие стройки, и необходимо было буквально все: минералы, металлы, нефть, уголь. И все это требовали от нас, геологов) В семнадцать-восемнадцать лет я уже понимал и ощущал во всей полноте это гордое и весомое чувство: ответственность за свое дело.

А тут еще начались личные сложности. Уже в третьей экспедиции мне доверили обязанности лаборанта, фактически обязанности геолога. И вот, возвращаясь в Москву, в наш институт, я набрасывался на груды образцов, привезенных нами из степей, старался понять происхождение закономерности залегания пород, скрытый язык минералов, шифр, ведущий к полезным ископаемым. И особенно остро ощущал недостаточность знаний. Именно в эти годы я почувствовал, что геология для меня — это любовь навсегда, и понял еще, что для того, чтобы эта любовь не стала несчастной, мне совершенно необходимы знания, необходимо систематическое образование. Я решил поступать в институт.

А вместо этого на следующий год меня назначили начальником геологической партии. Мне не было еще и двадцати, а под моим началом оказалось шестьдесят геологов, лаборантов, коллекторов, рабочих. Задача была поставлена очень ответственная — искать фосфориты для начавшейся химизации сельского хозяйства страны. Выхода не было. Работать и учиться! Как бы ни было тяжело. Я отлично понимал, что не за блестящие заслуги, не за исключительные таланты меня назначили на такую высокую должность. Просто тогда было еще очень мало геологов в стране, а я имел хоть небольшой, но все же опыт работы в экспедициях, я был нужен. И потому даже ради учебы я не имел права бросать, хотя бы на время, работу.

— Так, значит, главное, что двигало вашими поступками в то время...

— ...Любовь и чувство ответственности. Любовь к природе привела меня в геологию. А чувство ответственности родилось из доверия, оказанного мне Родиной. Быть может, это звучит чуть-чуть высокопарно, но, вспоминая тот удивительный подъем, который сопровождал нас в годы первых пятилеток, я не могу найти более точных слов.

Хочется чуть-чуть пояснить это понятие: ответственность геолога. Даже сегодня, когда научное прогнозирование стоит на очень высоком уровне, геологоразведка является последней и решающей инстанцией при определении мест промышленной разработки полезных ископаемых. Разведочное бурение занимает почти половину, бюджета Министерства геологии. Одним словом, страна расходует на геологов огромные деньги в надежде получить от них клады природы. Геолог как врач: он не имеет права ошибаться в диагнозе. И это порождает чувство ответственности. А теперь посудите, насколько это чувство должно было усилиться в нас, молодых геологах двадцатых — тридцатых годов: нам отдавали последние крохи скудного бюджета и верили нам безгранично!

Итак, любовь. Человек должен уметь очень любить, и тогда труд превращается в радость, силы умножаются, далекая цель становится близкой. Но только ли любовь7 Мы много говорили о мужестве и настойчивости. Я знал уже одну удивительную историю из жизни Александра Леонидовича и снова заговорил о ней.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.