- Теперь у меня в Шварцвальде вот - вот распустятся розы... А жена совершенно не умеет за ними ухаживать, - сказал один голос.

- Мало мужчин осталось в Германии, - медлительно отвечал другой. - За моей двадцатилетней дочерью ухаживает пятнадцатилетний мальчик, и она очень довольна. Каково... Ах, каково все это!

Генрих с наслаждением прислушивался к спокойной немецкой речи. Она опять вызвала в его памяти Эрмину, танцы на лужайках и все то сантиментальное и милое, что было связано в его прошлом с «Перелетной птицей».

Сердце Генриха сладко защемило от близости сородичей, ему захотелось броситься с радостным криком и крепко обнять их, добродушных, хороших людей, злою волею заброшенных в чужую страну на убийство и для убийства. Он встал, вытер о штаны грязные руки и огляделся. В ту же секунду бледность разлилась по его лицу: почти рядом с ним, не замечая его, по водосточной канавке крался к скопу охраны Егорка, сжимая рукоятку гранаты.

Егорка очутился у самого окопа, уткнулся головой в бугорок, заросший полынью, и, посапывая, стал снимать предохранительное кольцо. Его нужно было снять много раньше, а не у самого окопа, но Егорка, не попавший на вчерашнее гранатометанье, страшно трусил, что граната лопнет у него в руке.

Глядя на его приготовления, Генрих чувствовал, что по телу его пробегают холодные мурашки, сердце мучительно ноет. Оглянувшись дальше, он заметил в овражке людей и сразу понял задачу отряда. Стоит сбить охрану, взорвать мост, и четыре броневика попадут в ловушку. Рыхлые грунтовые дороги не пустят в сторону, назад не пустит река. До Генриха донесся далекий гул бронепоезда со стороны Лубн. «Успеют ли взорвать?» - заволновался Генрих. И в это время Егорка снял, наконец, кольцо и, выпятив губы и прищурив глаза, замахнулся.

Генрих лег вниз лицом на землю... «Что же, пусть, - вихрем неслись мысли в его голове, - во имя революции не жалко нескольких глуповатых немцев. Разве сравнишь их с цветом революционного юношества в отряде... Родина, прости меня, - шептал в то же время какой - то скрытый голос, - прости, я невольный предатель. Вот сейчас, стоит окликнуть Егорку - и... нет, разве возможно?» Весь содрогнувшись от внутренней борьбы, Генрих ухватил себя за грудь и за горло руками. «После взрыва бомбы надо громче кричать ура... ура наводит панику... охрана сбежит - металась мысль.

В то же время в ушах сквозь гуденье и лязг приближающегося бронепоезда нашептывал другой голос: «Только окликнуть Егорку... всего лишь окликнуть».

Солдаты, сидевшие у котелка с закипавшим кофе, вскочили, пронзенные диким голосом, завопившим, что - то несуразное где - то рядом с ними. И, но выработавшейся привычке, они бросились не в сторону, не на этот голос, а к пулеметам. В то же время раздался оглушительный взрыв. Стаей железных воробьев пронеслись над ними черные осколки, никого не задев. И когда, после жаркой стрельбы, охрана отогнала кучку набежавших из оврага людей, она увидела у самого окопа разодранного гранатой мальчишку. Рядом был подобран человек без единой царапины. Удивленные немцы стали приводить его в чувство.

Через мост прогрохотал мощный бронепоезд, изрыгая огонь, он понесся на атакуемый пехотой и броневиками Ромодан.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.