Дали против Репина?

Даниил Дондурей| опубликовано в номере №1500, ноябрь 1989
  • В закладки
  • Вставить в блог

Нельзя сказать, что изобразительное искусство из самых популярных. Его восприятие — в особенности произведений нашего бурного, близящегося к закату столетия — всегда отличалось воинственной конфронтацией: искусство — не искусство, нравится — не нравится. Это касается и профессионалов, и знатоков. Что же говорить о широком зрителе, который тем более оказался в труднейшем положении.

Приходится сознавать, что к прошлым формам искусства, сколь бы ни казалось оно «настоящим», вернуться уже нельзя. Усложнение художественного языка необратимо. Одна из последних записей Делакруа: «Надо работать средствами, присущими эпохе, в которой вы живете, иначе вас не поймут, — и вам уж не жить». Вопрос в том: кто не поймет? Не ответив на него, мы вряд ли разберемся, почему интерес к современной живописи столь уступает по вниманию широкой публики созданиям предыдущего столетия. И почему интерес так резко падает при обращении к более отдаленным эпохам? Ведь широко воспроизводится, выставляется, пропагандируется искусство всех времен. Выяснить это можно только с помощью социологических исследований, которые, к сожалению, нечасто проводятся в нашей стране и за рубежом. Суммируя их результаты, можно сказать, что «любимыми почти никогда не оказывались современные, еще не заслужившие признания художники, а только классики мирового искусства». Главным принципом оценки была не ее положительная или отрицательная направленность, а критерий «точное изображение природных форм и красок» или «искажение форм при изображении природы и людей». «Правдивость» — тот главный признак, который лежит в основе понимания и оценки искусства большинством зрителей.

Более того, они и различаются по наличию или отсутствию этого признака. С «правдивостью» связаны: оптимизм — «произведение заставляет радоваться», «любить жизнь», «краски создают сияющее настроение» и т. п.; положительные эмоции — отвергается «мрачность», «пессимизм», «темные», «серые» и «скучные» краски, и, наоборот, привлекает — «успокаивающее», «теплое», «знакомое», «светлое»; визуальная достоверность — «не умею видеть красное там, где должно быть синее».

Подобный тип понимания искусства испытывает просто шок, когда соприкасается с модернистским искусством XX века. Известный английский искусствовед Рескин однажды так высказался о новой картине Уистлера: «Банка краски, брошенная в лицо общественности».

Очень трудно перекинуть мост через пропасть, существующую между тем, что есть ценного в творчестве современных художников, и сложившимися вкусами миллионов людей. Когда в одном из исследований социологи предложили оценить массовой аудитории 220 произведений живописи XX века, то совершенно неожиданно лучшей была признана картина Милле «Вечерний звон», созданная... в 1859 году (она была включена в список в качестве контрольного образца «несовременного» искусства). Произведения, выполненные в старых реалистических традициях, остаются наиболее предпочтительными во всех опросах и, к слову сказать, во всех странах.

Задумывая социологическое исследование «Живопись: XX век» мы, не стремясь к фундаментальным обобщениям, хотели всего лишь прозондировать ситуацию сегодняшнего дня, почувствовать нынешнюю аудиторию. Надеялись получить хотя бы слабый сигнал обратной связи, свидетельство неравнодушия наших читателей к изобразительному искусству нового времени. Мы пытались понять реальность действительного, не мнимого бытия искусства, его подчас странной и всегда непредсказуемой жизни.

Ответы показали, что читатели, к какой бы социальной группе они ни относились, в своих вкусах на удивление постоянны. Это значит, что такие факторы, как возраст, пол, место жительства (а по другим исследованиям — образование и профессия, если она не связана с художественным творчеством), существенной роли не играют и влияния на зрительские приоритеты не оказывают.

Опрос также подтвердил убеждение: широкая аудитория нелегко меняет свои привязанности. Она словно оставляет непоколебимым весьма распространенное суждение о неизбежности временного разрыва между рождением нового и его относительно всеобщим признанием. Этот разрыв обычно равняется жизни двух поколений; то есть примерно половине столетия. Но, право, не хочется верить, что современные художники должны прождать до 2040 года, чтобы быть понятыми. Хотя знаменитый «Черный квадрат» Малевича написан в 1915 году... А может быть, значение временной протяженности мы несколько переоцениваем? Так или иначе, несмотря на развитие средств информации, широкое распространение гуманитарного образования, мы едва ли можем надеяться на синхронность зрительского восприятия.

Казалось бы, ничего не меняется: новейшая живопись по-прежнему остается для большинства terra incognita. Но отношение, судя по письмам, ответам на анкету, к непонятному, незнакомому другое. Вместо агрессивности — терпимость к чужому мнению, к чуждым картинам, трезвость в собственной эстетической самооценке. «Безусловно, я не считаю себя знатоком живописи, особенно XX века», «Несмотря на то, что я ощущаю пробелы в художественном воспитании...» И лишь менее трети откликнувшихся на исследование не сомневаются в своей подготовленности к восприятию новой живописи.

Писем, в которых отсутствует тон высокомерного всезнайства, очень много. Объясняется это, вероятно, именно тем, что писали их люди, действительно ищущие свой путь к живописи. Что ж, это, как говорится, уже полдела.

Кроме того, большинство принявших участие в исследовании (как в ответах на анкету, так и в письмах) способны объяснить то, что им нравится, а что нет, даже если познания в искусстве невелики. Они способны не только определить позицию, но и защитить ее, независимо от собственной подготовленности и даже от самой возможности адекватно передать свои эмоции в слове, в .способе выражения их на бумаге.

Хотя вкусы опрашиваемых, понятное дело, весьма субъективны, удивительно единодушно читатели «Смены» не приняли портреты Малевича, натюрморт Пиросмани, картины Шагала и Лентулова. И, наоборот, отдали пальму первенства Петрову-Водкину и Дали, Анненкову и Бондареву... Довольно низкие оценки получила такая знаменитость, как написанная в 1936 году «Герника» Пикассо, хотя в целом его творчество оценивается очень высоко.

На вопрос: назвать имена трех современных художников, творчество которых вам интересно, откликнулись 2445 человек. Было названо 692 художника, 552 из которых упоминаются один-два раза, 104 — не менее 10 раз, а 36 — двадцать и более раз. В этой «пирамиде популярности» абсолютным чемпионом оказался Сальватор Дали — 897 голосов. За ним следует Илья Глазунов — 653 голоса, Константин Васильев — 503, Александр Шилов — 365, Пабло Пикассо — 150, Михаил Шемякин — 141, Юрий Ракша — 107, Павел Филонов — 75 голосов...

В силу каких причин испанский сюрреалист, великий мастер эпатажа стал властителем художественных дум советских людей (он избран каждым третьим участником опроса)? А, скажем, Пикассо — крупнейшая фигура столетия — настолько отстал от салонного портретиста Шилова, что разделил свое место с художником-эмигрантом, чье имя еще несколько месяцев назад было известно только в среде профессионалов.

Секрет прост. Все они любимые дети телевидения.

Персонам Глазунова и Шилова каждый год непременно посвящаются сюжеты во «Времени», специально подготовленные передачи, фильмы, демонстрируемые исключительно по первой программе и в самое дефицитное вечернее время.

Константин Васильев многократно был объектом теледебатов, где разоблачалась травля Союзом художников этого рано умершего мастера национально-былинной живописи. Тема отпора постоянным надругательствам над отечественными традициями (не только так называемых авангардистов, но и руководства творческого союза — в современной ситуации чуть ли не дельцов от искусства) неукоснительно присутствует в высказываниях И.Глазунова и А. Шилова.

Но сегодня телевидение старается быть демократичным. Как-то среди главных новостей дня показали сюжет, в котором изгнанный из СССР, а ныне прилетевший из Америки Михаил Шемякин давал интервью журналистам в старом облезлом ватнике, в котором он в 1971 году покинул родное отечество. Демонстрации такого рода, конечно, беспроигрышно настраивают, психологически «заводят» публику. И оказываются рядом почти равно любимы Глазунов с Шемякиным.

Кроме того, почти все упомянутые «звезды» имели в последнее время гигантские персональные выставки в Москве. А очень большие выставки бывают, как мы знаем, у очень больших художников. Этому, разумеется, посвящены и очень большие телепередачи. Посмотришь одну и... попался. Выдающееся значение очередного телегероя незаметно для внушаемого входит в его подсознание, готовя почву для любви. Обычно «всей душой».

Отсюда, между прочим, и на первый взгляд парадоксальная для советских зрителей приверженность к творчеству Дали, спровоцированная, однако, социально-художественными токами текущего момента. Конечно, беспрецедентный интерес к Дали вызван первой за долгую жизнь выдающегося художника выставкой в нашей стране. Но еще и тягой к реалистической фантасмагории: загадочных НЛО, опытов Чумака, непреходящей моды на экстрасенсов. А также стремлением осознать алогичность советской действительности с помощью абсурдистской поэтики. (Смотри среди прочего фильмы «Фонтан», «Город Зеро», специфическую программность рок-групп «Звуки My», «Бригада С».)

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Флетч

Роман. Продолжение. Начало в № 20.