Между тем искусство не просто отображает мир «с мертвенной автоматичностью зеркала» — оно превращает его знаки в образы, из которых и складывается «вторая реальность» — художественное изображение действительности. Если бы зритель не отличал искусства от жизни и, радуясь или обливаясь слезами, забывал, что перед ним вымысел, он не переживал бы художественных эмоций.

Когда мы узнаем о каком-то событии, то обращаем внимание на то, что видим или слышим, а не на то, как это делается (язык сообщения нас в этом случае не интересует). Иначе строится восприятие художественного произведения. Тут зритель получает информацию не только из самого сообщения, но и — хочет он этого или нет — из языка, на котором с ним беседует искусство. В нашем случае живопись.

В связи с этим в письмах наших читателей возникают драматичные, поистине теоретические дискуссии. «Алхимики живописи Малевич и Кандинский произведений искусства не создают, а просто развивают свои представления о цвете, линии, перспективе, свои способности различения сотен оттенков одного и того же цвета... Это творчество ценно, эстетично, оно нужно для обучения-тренажа молодых художников, но это не живопись, это профессиональные экзерсисы, имеющие значение для постановки кисти, глаза, но это еще не произведения искусства... Малевич и Кандинский раскрепостили зрение художников, обогатили понятие о красоте, способствовали сюрреалистическому восприятию действительности, открыли новые измерения — золотой век в изобразительном искусстве и культуре зрительского восприятия», — пишет Ю. Федьков (село Короб-кино Курской области). Многие же, судя по их реакциям, невольно присоединяются к давним словам Абрама Эфроса: «Конечно, есть законная область экспериментаторства, лаборатория мастерства, опыты форм и пробы материалов. Но это область ремесла, а не творчества. Когда же кухня профессионала утверждает себя целью и нормой искусства, надо крепче запирать двери, чтобы в искусство не тянуло чадом».

Путь к постижению сложного языка искусства, как известно, личное дело каждого.

Давно замечено: в своих суждениях об искусстве человек часто руководствуется не столько своими представлениями и эмоциями, сколько общепринятыми стандартами «хорошего вкуса».

Чтобы выглядеть как можно лучше в общем ли разговоре, в ответах ли уважаемому лицу, в случае необходимости пускается в ход заведомо безошибочный набор великих имен. При этом отношение к ним не имеет ни малейшего значения. Заимствовав «правильные» взгляды, такой зритель при нынешней жизненной суете экономит энергию собственной души, к сожалению.

На вопрос-ловушку: «Кого из перечисленных художников вы знаете?» — 8 процентов из числа всех опрошенных зрителей эстонских музеев и выставок объявили себя «хорошо знакомыми» с творчеством вымышленных социологами специально для этой процедуры и включенных в список художников. В другом опросе 170 человек из 500 утверждали, что «интересуются» работами Ван Гога, хотя лишь 11 из них назвали автора «Красных виноградников в Арле». За этим кроется нечто более важное, чем вкусы, взятые напрокат или ошибка памяти. Это страх не попасть в такт с тем. что известно и почитаемо знатоками искусства. «Не знаю», «не видел», «не слышал» кажутся самым непростительным прегрешением в век общей осведомленности и притязаний на эстетическую утонченность. Избежать такого соблазна не дано и самым «элитарным» зрителям, когда многозначительные поддакивания и даже разнообразные знания способны маскировать весьма приблизительные представления о предмете. Срабатывает абсолютно тот же механизм. Только место Глазунова или Пикассо займут Раушенберг или Уорхол.

Суетный контакт с искусством препятствует самостоятельному общению с произведением. Хотя, конечно, пусть лучше человек убеждает других, а затем и себя в любви к великим именам живописи. Поначалу взятые напрокат, «собственные» суждения постепенно, быть может, вживутся в его сознание.

Одни люди стремятся с помощью искусства изжить боль или скверную житейскую ситуацию, забыться, испытать чувство отрешенности от своей судьбы. Другие пытаются уменьшить путы собственной ограниченности, раздвигают пространство ежедневной жизни. Третьи получают импульс радости, удовольствия. Четвертые... пятые... шестые... Различным толкованиям несть числа. Каждое из них, в свою очередь, рождает новый индивидуальный мир.

Что же касается живописи XX века, то никто, видимо, не может утверждать какого-то единственно «правильного» пути для его постижения.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.