Далекая весна

Зайдя в соседнее купе - политотдельская резиденция находилась в вагоне, - я распаковал объемистый тюк. Из рогожи выпало две сотни брошюр Вильгельма Либкнехта «Пауки и мухи» и плакат о правилах железнодорожной сигнализации. Этим забота об агитации со стороны троцкистских чинуш из Главполитпути и ограничилась. Да это, пожалуй, было и к лучшему: ведь подмосковные политотделы, как выяснилось впоследствии, они наводняли своим фракционным хламом.

Я пригорюнился и с камнем на сердце отправился в кузницу к Овчинникову подбирать нового комсорга. Мой бессменный помощник Голованов давно уехал учиться по наряду губкомола. Сам Овчинников, ссылаясь на малограмотность, от «власти» отказался. Оставалась единственная кандидатура - разбитной Тимоша Бычкин.

Признаться, нас немного смущал этот проныра: уж очень здорово расхваливали его все. Профсоюз - за аккуратный сбор членских взносов, огородный комитет - за поливной насос и кадушки для капусты. Тогда подобное добро представляло неслыханную ценность, но Тимошка раздобыл насос и кадушки с непостижимой легкостью. Инженер Аксенов, начальник участка пути, в подчинении которого состоял Бычкин, очень честный, но какой - то сверхосторожный человек, и то не дал отвода его кандидатуре.

- Вопрос, понимаете, политический, - сказал он. - Мне, беспартийному, судить трудно. А вообще не препятствую. Не имею оснований.

Тимошка числился жильцом рабочего общежития, но обретался где - то за городом и убежденно пояснял всем, что, мол, «на вольном воздухе сподручней». А когда заводили шутливый разговор о том, что он парень «на выданье» и комсомол подыщет ему завидную невесту, с масляной ухмылкой отшучивался:

- Бабьего товару и в деревне девать некуда.

Секретарь партийной ячейки Никоныч, случайно прознав про то, как Бычкин отозвался о женщинах, гневно отчитал кандидата в женихи за мещанство и всякую прочую, как он выразился замысловато, «некультурную политнеграмотность».

Бычкин жалостно моргал глазками, утирал рукавом потный лоб, приплел ни к селу ни к городу престарелых родителей, поильцем - кормильцем которых он является, и, чтобы исчерпать инцидент, притащил Никонычу побуревшую от времени гипсовую статуэтку Наполеона.

Вручая секретарю этот необычный дар, Бычкин простодушно сказал:

- Может, сгодится для агитпункта? Никоныч развел руками и строго – настрого наказал Тимошке самому ходить в агитпункт на политбеседы.

Больше никто не приставал к Бычкину с разговорами о невестах, а сам он неожиданно для всех превратился из молчаливого слушателя в пламенного оратора, костившего перед транзитниками гидру контрреволюции. Никоныч обрадовался и всерьез раздумывал, не поставить ли Бычкина завагитпунктом.

- Да, с Тимошкой не пропадешь, - рассуждал Овчинников, в сотый раз обмозговывая его выдвижение в комсорги. И, вспомнив про Землячку, покончил с колебаниями: - Не будем деревенских валить в одну кучу. А вытащим Тимошку из его хуторка, может, и выйдет «пролетарий всех стран...» - Излюбленное выражение «пролетарий всех стран» означало у молотобойца наивысшую похвалу.

На этой кандидатуре и остановились. Я отправился к дорожному мастеру разыскивать нового комсорга.

- Коли заартачится, не неволь, - раздалось вдогонку из кузницы. Друг, видимо, продолжал сомневаться.

Тимошка не артачился. Мне подумалось даже, что, несмотря на строжайшую конспирацию, он знал о цели визита. Но, соблюдая приличия, Бычкин внимательно все выслушал, не спеша, с достоинством дал согласие и, оживившись, заговорил вкрадчивым, медовым голоском:

- А твой - то молотобоец когда нынче шабашит?

- Овчинников?

- Ага.

- Кончает.

- Вот и ладненько! Скоро в Арск дрезина пойдет с костылями. Съездим ко мне и поговорим чин по чину обо всем. Раз такое дело, надо по - серьезному, по всем правилам.