Чужой сын

Вашему Игорю повезло несравненно больше. Уверен, что материнской заботой и нежностью Валентина Кузьминична одарила его в детстве с лихвой. А вот Вы. Сергей Гаврилович, простите уж за такое откровение, при всей Вашей внешней респектабельности очень похожи на отца Михаила. Ведь Вы так же, как и он, не смогли стать для сына сколько-нибудь достойным примером. Нет и речи о подлинном родительском авторитете.

Во всем же остальном Вы как будто другое дело. И ума, и образования, и умения трудиться Вам отпущено полной мерой. Тогда почему Вы не уберегли сына от пагубного пути? Задумайтесь: почему классически «трудная» семья Шмыревых и не менее классически «благополучная» семья Прохоровых, Ваша семья, вырастили, по сути, одинаково запущенных и распущенных детей?

А теперь снова давайте вернемся в небольшой зал суда, где дело подошло к кульминационной точке. Помните, мы расстались на том, что случайный прохожий, защищая доброе имя жены, посоветовал пьяной компании выбирать выражения. А затем решил поймать сквернослова и отвести его к родителям.

Мужчина побежал за одним, остальные ринулись следом. Посредине этой стаи летел Ваш сын Игорь. Полгода назад на замечание заместителя директора школы по воспитательной работе он ответил: «Ты у нас дождешься». Эта угроза была адресована не только учителю. Она касалась всякого, кто осмелится пресечь замашки хулиганской компании: творить, что вздумается, вести себя, как заблагорассудится.

В тот зимний вечер на дикую вольницу Шмыря и Кº посягнул немолодой, но крепкий, уверенный в себе мужчина, бывший десантник, по фамилии Шаров. И он «дождался».

Знаете, Сергей Гаврилович, я не могу забыть момента суда, когда жена пострадавшего дошла в своем рассказе до страшной погони. Голос ее задрожал и прервался. В зале тишина стояла совершенно мертвая. Стихли даже уличные «кореши» подсудимых, занявшие несколько задних рядов.

– Как они его били!.. В страшном сне такое не увидишь. Муж лежал на снегу, а они пинали его ногами с размаху и все старались попасть по лицу, по голове...

Превратить голову человека в футбольный мяч могут только отпетые изуверы. На несколько минут ими стали Шмырев с друзьями, среди которых едва ли не ближайшим был Игорь Прохоров.

Судья спрашивал каждого подсудимого:

– Вы же видели, что бить Шарикова мужчина не собирался. Зачем же напали на незнакомого человека?

Ни один не сказал правды. Они оказались неспособными на чистосердечное признание и осознание своей вины.

Что ж, теперь, Сергей Гаврилович, Вы знаете все. И я надеюсь, что мое письмо заставит Вас серьезно задуматься о судьбе сына. Пятнадцать лет назад начал работать секундомер, отмерявший время до преступления. Вы оставили Игоря одного в детстве и не сумели (вряд ли и пытались всерьез) найти тропинку к его душе в годы отрочества. Не поддержали его и в годы переломного, «опасного» возраста, когда подростку так необходима отцовская рука, доброе слово, благородный пример. Природа не терпит пустоты, и Ваше законное место открывателя сыну красоты мира и духовных богатств заняли/ случайные люди. Преступление Игоря стало закономерным финишем вашего отцовского отступничества от сына.

Но финиш этот промежуточный. Пройдет два года, на которые Игорь лишен свободы. Неизвестно каким – лучше или хуже, – но сын, несомненно, вернется домой, в свою семью. Ведь ему будет только семнадцать...

Чем Вы его встретите? Упреками и презрением: дескать, подвел семью, уронил фамильную честь? Или сумеете увидеть, оценить и осмыслить и свою долю вины в преступлении? Нередко слышишь: какие порядочные родители и такой подонок сын. Лично я мало верю в такой расклад. Если сын растет никудышным гражданином, значит, виноваты родители, и в первую очередь отец.

К чему мне хочется Вас призвать? К большой духовной работе, имеющей точный азимут: вот мои ошибки, мои упущения, мое уклонение от долга и назначения отца. Если хотите вернуть сына к честной, нормальной жизни.

Возможно ли это? Думаю, да. Я оптимист по натуре и считаю, что на человеке никогда нельзя ставить крест. (Тем более что речь идет больше о Вас, чем о сыне. Ясно, что в пятнадцать – семнадцать измениться легче, чем в сорок.)

Любовь к ближним. Вот в чем часто спасение для оступившихся. Есть ли у Вашего Игоря это святое чувство к дому, к матери, к Вам, Сергей Гаврилович? Изначально оно, конечно, было. Но сколько его осталось на сегодняшний день? И сколько деликатных усилий Вам предстоит сделать, чтобы из тлеющих под пеплом угольков раздуть спасительное пламя?

Чужой боли, чужого страдания Игорь, увы, не чувствует напрочь. Иначе бы не стал участвовать в погоне, не смог бы «ударить два раза рукой». Спустя месяц после преступления, когда шло следствие и обвиняемые до суда гуляли на свободе, я спросил Шмырева и Прохорова:

– Прошло достаточно времени после того вечера, когда вы совершили преступление. Наверное, вы думали о содеянном, пытались разобраться, почему так вышло? Скажите: случайно все это получилось или нет?

– Конечно, случайно, – без секунды колебания ответил Михаил. Помнится, такой же случайностью он объяснял осуждение брата: «Все сбежали, а он попался».