Чужой сын

– Мы свернули к подъезду, – показывал уже Ваш сын. – На крыльце стали с Токаревым возиться, бороться. Я случайно задел стекло в двери подъезда, оно разбилось.

Шарова. Подростки свернули к подъезду, начали тарабанить в дверь, полетели стекла.

– Мужчина сделал нам замечание, и мы сразу разбежались, – утверждали в один голос обвиняемые.

Шарова. «Ребята! Как вы себя ведете? Разве можно так хулиганить?» – обратилась я к ним, когда мы поравнялись. В ответ кто-то крикнул: «Топай отсюда, старая дура!» Другой добавил слова, которые я не могу повторить... Тогда муж пообещал поймать его и отвести к родителям.

– Мужчина побежал за Шариковым и схватил его. Мы думали, он будет его бить, и хотели защитить.

Шарова. Муж и парни побежали. Я отстала...

О том, что произошло, когда погоня закончилась. Вы, Сергей Гаврилович, должно быть, догадываетесь. Но как происходило избиение, знать не можете. Вполне допускаю, что и не хотите. Но я все-таки скажу Вам об этом чуть пониже, только соберусь с духом. Думаю, знать это Вам необходимо, чтобы в полной мере осознать преступление сына.

Насколько мне известно (со слов Вашей жены, учителей и ребят), у Вас с Игорем уже давно не существовало духовной близости. В шахматы Вы перестали играть с ним в пятом классе, примерно к этому времени относится Ваша последняя совместная прогулка в парк. Я хорошо представляю, как духовное отчуждение, разрастаясь в пропасть непонимания и вражды, становится неизбежным в семьях, где горе-отцы, слывующие в народе «алкашами», напрочь уничтожают в себе родственные чувства. Но Вы-то, Вы! Человек с высшим образованием, главный специалист крупного завода, ведущий трезвый, размеренный образ жизни. Как Вы допустили, что единственный сын совершенно перестал считаться с Вами?

Как журналист, я не раз встречался с семьями, где воспитание детей для отцов стало тяжкой обузой. Немужское, мол, это занятие – и все тут! Но даже в таких семьях установка мужчин резко менялась, когда появлялся повод для тревоги. Вы же умудрялись абстрагироваться и от докучливых сигналов школы и от того тревожного факта, коим, по моему разумению, явилась постановка Игоря на учет в милиции. Произошло это за полтора года до рокового зимнего вечера, и тоже была драка. С тем же Шмыревым они тогда только начинали пробовать силы на слабых, безобидных ребятах

Валентина Кузьминична, Ваша супруга, сидела в зале. Кругом потоками лились слезы. Этим, кстати, и отличаются судебные процессы над несовершеннолетними. Плачут родные, знакомые, нередко рыдают и сами бывшие «короли микрорайонов», трепещущие перед неминуемой расплатой за пакостные делишки.

Жена Ваша, однако, не плакала. Тяжелым, горьким, но. уверен, не неожиданным явился для Валентины Кузьминичны этот процесс. Что вспомнила она, сидя в зале суда?

До четвертого класса Игорь учился неплохо. Может, это и усыпило родительскую бдительность? Но, как призналась Валентина Кузьминична, собой мальчик был все же недоволен. Ему всегда хотелось стать смелым, решительным, умеющим постоять за себя. Законное желание для двенадцатилетнего подростка, не правда ли? Каждому мальчишке свойственны подобные настроения. Но от «хочу» до «могу» приличная дистанция. Необходимо закалять душу и тело, заниматься спортом. Помог отец сыну в этом? Нет. даже не пытался.

Что же оставалось Игорю? Только одно: найти подходящего поводыря на стороне. И он нашел Мишку Шмырева. Три года неразлучной связкой шли они к жестокому преступлению.

Чем привлек Игоря Шмырев? Той самой смелостью и независимостью образа жизни, которых он не ощущал в себе Родительские указания для Шмырева не существовали еще с дошкольного возраста. Гулял сколько душе угодно. В кино начал ходить самостоятельно со второго класса. В четвертом со взрослыми парнями начал здороваться за руку, на равных.

С восхищением наблюдал Игорь, как Мишка держит себя со старшеклассниками. Мог отбрить, послать куда подальше любого из десятиклассников. А те, наоборот, Шмырю с уважением протягивали руку. Знали, что за Мишкой, если свистнет, сразу стенка выстроится. Брата посадили, так друзья остались, в обиду не дадут.

Вот такого «наставника» выбрал Игорь. Чтобы изжить в себе ненавистные черты маменькиного сынка – робость, нерешительность, трусость. В двенадцать лет легко спутать смелость и наглость, независимость и разболтанность, дружбу и круговую поруку.

Кто должен был открыть Игорю истинное обличье нового «друга»? Полагаю, что Вы, Сергей Гаврилович. Но Вы вряд ли даже знали в лицо Шмырева.

Валентина Кузьминична, увидев его однажды, заявила категорически: «Чтобы я этого уличного мальчишку больше не видела!» Этот приказ Игорь выполнил. В квартиру Мишку больше не приводил, да тот и сам не хотел заходить, ощутив холодный прием. А вот второй приказ: «И не смей дружить с ним!» – который Валентина Кузьминична отдала сыну, тот просто проигнорировал.

Может быть, Сергей Гаврилович, у Вас возникнет вопрос, почему я обращаюсь с открытым письмом к Вам, а не к отцу Михаила Шмырева. Ведь Игорь вроде бы только шел на поводу, а заводилой, инициатором в компании был Шмырь. Объясню.

Разительно отлична семья Шмыревых от Вашей. Правда, только внешне. Мать шумная, говорливая, не сомневающаяся в правоте собственных суждений. Отец Михаила тщедушный, тихий. То ли для храбрости, то ли по ежедневной привычке перед нашей встречей принял хорошую дозу спиртного. Обижался на сына: совсем от рук отбился, огрызается, а то и кулаками замахивается. О воспитательных способностях жены отзывался критически