Чрезвычайная миссия

И тот примчался.

— Ввиду чрезвычайных событий необходимо срочно послать в Петроград сообщение для русской прессы... Надеемся быть вам полезными и в будущем.

И Ликиардопуло, не сообразив, в чем дело, поставил под телеграммой свою подпись.

Через день манифест Заграничного бюро появился во многих петроградских газетах. Это был призыв к рабочим Запада в поддержку Российской социалистической революции, и в частности призыв немедленно начать совместные действия для открытия мирных переговоров.

Манифест Заграничного бюро — едва ли не последнее телеграфное сообщение, дошедшее в те дни из Стокгольма. Дальше — многодневное безмолвие. Дальше — ни одного достоверного известия из Петрограда, только лживые выдумки шведских буржуазных газет: «С большевиками все кончено...»

Боровский и Ганецкий были в отчаянии. Нелепым «информациям из Гапаранды» они не верили, но и опровергнуть их не могли.

Тем временем из Германии, Австро-Венгрии, Франции, Англии продолжали приходить в Стокгольм отклики политических партий и правительственных кругов на революцию в России, на Декрет о мире, принятый Всероссийским съездом Советов 26 октября. Серьезные политики Запада не брали в расчет сообщения, основанные на информации английских дипломатов, хотя и со ссылками на Гапаранду... Немецкие социал-демократы определенно заверили Воровского, что готовы немедленно открыть кампанию за мир на условиях, предложенных Петроградом, и что вступают в контакт с германским правительством.

Как же все-таки передать это в Петроград? Как связаться с Лениным, ЦК партии? Было решено, чтобы Я. С. Ганецкий и другой видный партиец-эмигрант отправились в Гапаранду.

Они приехали утром. В кармане у них был единственный документ, подписанный Воровским: такие-то товарищи являются членами Заграничного представительства ЦК большевиков. Это служило надежным пропуском, если Торнео находится в руках сторонников Советской власти. А если там войска, верные Керенскому?

Яков Ганецкий, известный в партии еще с 1905 года, опытный конспиратор-подпольщик, решил сначала разведать, кто же в Торнео. Никто в Гапаранде этого не знал: граница уже была закрыта.

Нашелся финский товарищ, который взялся помочь. Он отправился к Торнео-Иоки и установил, что на том берегу свои.

Вечером Ганецкий и его спутник-эмигрант подошли к временному мосту, который обычно с приближением зимы соединял оба берега.

— Позовите, пожалуйста, вашего комиссара.

Явился человек средних лет в матросском бушлате. Осторожные переговоры, сначала с утайкой настоящих фамилий, а потом слово за слово открыто:

— Я Ганецкий, член ЦК большевиков и Заграничного бюро. Вот документ от товарища Воровского.

Матрос прочитал, улыбнулся:

— О товарище Воровском слыхал. Ему послано письмо о назначении представителем Военно-революционного комитета.

— По-моему, Воровский этого еще не знает.

— Узнает.

Ганецкий и его спутник перешли на восточный берег Торнео-Иоки. Снова были рукопожатия, снова знакомства, взаимные расспросы о положении в Питере, о новостях Стокгольма...