- Ты откуда говоришь?
Терпеливо превозмогая тупую боль, которая поднимается от позвоночника к голове, я пытаюсь сообразить, откуда, разговаривая по телефону, можно одновременно наблюдать за моим домом.
- Да нет же, я уже, кажется, сказал, что звоню издалека. Ага, отлично, вот здесь у меня проезжают пожарные машины. Окно у меня открыто. Вы слышите? У вас ничего не слышно, не правда ли?..
- Любой дурак может проделать такой фокус при помощи магнитофона.
- И это верно... Тогда запишите номер моего телефона. Будете знать номер, и ваши сомнения исчезнут. Я положу трубку, а вы позвоните, хорошо?
- Хватит с меня. Мне все равно.
- Нет, так не пойдет... - Голос вдруг стал увещевающим. - Это очень важно. Я-то ведь вижу все насквозь...
- Ну и что из этого?
- Ты так ничего и не понял, бедняга... Шантажист глубоко вздохнул, в его тоне была такая искренняя печаль, что меня даже не задел переход на фамильярное «ты».
- И ты до сих пор не догадываешься, кто с тобой говорит? Это же я. Понимаешь, ты сам... Я - это ты!
Долго я стоял неподвижно. Не только плоть, но и душа моя словно замерла, затаилась. Это не было простым чувством вроде страха. Это было странное состояние, в котором смешались спокойствие и смятение, как будто мне с самого начала сказали обо всем, и я давно все знаю, и все же в любой момент готов сойти с ума. Это спокойствие можно сравнить с ощущением идиотского веселья, которое испытываешь, когда видишь смутно знакомого тебе человека и вдруг обнаруживаешь, что это твое отражение в зеркале... А смятение сродни невыразимо грустному отчаянию, какое бывает во сне, когда превращаешься в духа, паришь под потолком и смотришь сверху на собственный труп...
С трудом подбирая слова, я выговорил:
- Как же это... значит, ты... это я... синтезированный машиной, что ли?
- Это не так просто. Ты же знаешь, что синтезированная личность не может вести такой разговор.
Я непроизвольно киваю.
- Но ведь у тебя не может быть сознания.
- Еще чего... У меня же нет тела... Я - это всего-навсего запись на магнитофонной ленте, как ты и предполагал. И, естественно, я не могу обладать таким сокровищем, как сознание. Зато я более определен и детерминирован, нежели сознание. Мне в мельчайших деталях известна наперед вся работа твоей мысли. И чтобы ты ни делал, как бы ни поступал, ты всегда останешься в пределах предусмотренной во мне программы.
- Кто же составил план для этого разговора?
- Никто. Он определен самим тобой.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.