- Зубы выпадут, поколь дождешься переворота.

- Гляди, Степка. Ты уж не махонький... Игра идет «шиб - прошиб», промахнешься, тебя ушибут. Да случись война, или ишо что, я первый тебя драть буду. Таких щенят, как ты, убивать незачем, а плетью сечь буду... До болятки.

- И следовает..... - подталдыкивал Яков Алексеевич.

- Пороть буду; плети не пожалею, вот те крест, да еще крепче, чем раньше бывало... - и Максим, раззадоренный спором, стал хвастливо рассказывать о расправах с фабричными в германскую войну.

Слушая, Степка спиной прижался к печке. Прижался крепко накрепко, и, когда брат кончил, сказал глухо:

- Жалко, что не шлепнули тебя, такого гада.

- Это кто же гад?

- Ты!

- Кто гад? - переспросил Максим, и, кинув на пол необтесанную ложку, поднялся со скамьи. Ладони рук у Степки взмокли теплым слюнявым потом». Стиснул кулаки, ногти въелись в тело, и уже твердо сказал:

- Собака ты. Каин!

Максим, вытянув руку, сжал в комок рубаху на груди у Степки, рывком оторвал его от печки и кинул на кровать. Ненависть варом обожгла парня. Метнулся в сторону, в пальцах Максима оставил ворот рубахи, взмахнул кулаком... Хлесткий удар в щеку свалил Степку с ног. Левой рукой Максим мял ему горло, правой размеренно бил по щекам. Степка чувствовал над собой частое дыхание брата, видел холодную и злую улыбку на его губах, от каждого удара захватывало дыханье.

Выждав время, разнял их сам Яков Алексеевич.

Максим, все так же улыбаясь; поднял с земли недоделанную ложку, сел возле окна. Степка вытер рукавом обкровяненные губы, надел шапку и «вышел, тихонько притворив за собою дверь.

- Ему это на пользу. Пущай за борозду не залазит, а то он скоро и до отца доберется, - заговорил Максим.

Яков Алексеевич задумчиво мял бороду, хмурился, поглядывая на мокрое от слез лицо старухи.

НА УТРО Максим первый затеял разговор: - Пойдешь в совет жалиться? - спросил он Степку.

- Пойду.

- А по - семейному это будет?

Степка глянул на посеревшее лицо Максимовой жены, на мать, утиравшую глаза занавеской, и промолчал.

С этого дня надолго легла в доме нудная тишина. Бабы говорили шепотом, Яков Алексеевич пасмурный, как ноябрьский рассвет, молчал. Максим, виновато улыбаясь, заговаривал со Степкой:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.