— Давай.

После длинных майских праздников, в тот день, когда Обь начала сжиматься в разливе, обнажая заливные луга, в тот день, когда дед Крылов на рассвете вышел на берег реки и, нюхнув воздух, пробормотал про себя: «Тут уж в самый раз!» — в тот самый день, когда пастух Сидор купил в сельповском магазине бутылку «Московской», в этот самый день Чернушка впервые вышла на улицу. Она задрала голову, нюхнула воздух, раздув ноздри, тоненько, страстно промычала. Потом трижды омахнула себя по бокам хвостом и жеребячьей рысью пошла в луга, оставляя на сырой дороге ровные, печатные следы.

Напрасно пастух Сидор, срядившийся в этом году пасти Чернушку за шесть рублей, кричал ей: «Стой!» — напрасно гнался за ней подпасок Колька, напрасно кричали бабы и мужики — Чернушка шла и шла, уводя за собой стадо. Вся деревня смотрела на это — молча и напряженно, непонятно и безнадежно. Когда же шум уходящего стада затих, то дед Крылов в одиночестве вышел на дорогу, почесал голову и сказал:

— Ну, началось!

Действительно началось. Ровно через десять дней, под вечер, на квартиру к Колобковым пришел колхозный зоотехник Петр Игнатьевич, вежливо поздоровавшись с хозяевами, стал манить Рафаила в сторонку, прищуривая один глаз, а вторым косясь на Клавдию.

— На одно словечко, Рафаил, на одно словечко! — говорил он, пятясь. — При Клавдии Александровне неловко. Невдобно при Клавдии Александровне...

Ничего не понимая, но заранее бледнея, Рафаил вышел на двор, прошел за пятящимся зоотехником до ворот и по знаку гостя наклонил к нему ухо.

— Все стадо может остаться яловым! — сказал зоотехник и прищурил сразу оба глаза. — Вот такая ситуация...

— Господи, я-то при чем?

— Вы, Рафаил Семенович, ни при чем, но ваша корова Чернушка себя так поставила, что племенной бык Черномор из колхозного стада перешел в личное, но и в нем ходит за вашей Чернушкой, как привязанный, отказываясь крыть прочих других коров...

— Вот так! — меланхолически сказал Рафаил. — Вот так!

— Вы сами понимаете, товарищ Колобков, что правление колхоза не может смотреть сквозь пальцы на такое положение. Вы, насколько я помню, являетесь членом ревизионной комиссии, куда вас избрали единогласно, хотя были некоторые сомнения...

— Вот так!

— Дело пахнет большой неприятностью, гражданин Колобков! Вам вообще надо обратить внимание на себя. Вы, говорят, на пахоте допустили огрехи, изредка опаздываете на работу, вот третьево дни трактор два часа простоял...

— Так мы Чернушку к вам же водили, Петр Игнатьевич! — обиженно закричала с крыльца Клавдия. — Она чего-то там съела, и вы сами велели ей уколы произвести...

— А вам стыдно подслушивать, товарищ Колобкова! — быстро повернулся к ней зоотехник. — К вам критика тоже относится. Яйценоскость на ферме не поднимается, во вторник петух в триер попал, вчера овцы птичье зерно поели...

— - Вот так! — упрямо повторил Рафаил, опуская голову. — Вот так!

— Плохо дело, Колобков, плохо!

Вечер уже был, девятый час шел. На зоотехнике, который целый день провозился с Черномором и Чернушкой, лежал слой майской сухой пыли, кожа на лице у него обвисла и посерела, глаза устало поблескивали, на ногах он нервно приплясывал — плохо, ох, плохо! Рафаил посмотрел на Клавдию, Клавдия — на Рафаила. И месяц висел над деревней какой-то кособокий, и Обь как-то серела, и дома как-то стояли, вразброску...

— Тря-ля-ля! — легкомысленно пропел Рафаил. — Трам-там-там!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.