— Пропусти! — мрачно сказал Рафаил. — Сойди, говорю, с дороги...
— Вона что... Сойди с дороги! Конечно, когда корову поимел, то: «Сойди с дороги!» — а когда коровы не было, то все: «Тетка Марея, тетка Марея, не продашь ли молочка...» Ну народ пошел! Рубль восемьдесят шесть копеек и те в долг еле выпросишь...
Больше Рафаила и телка никто не останавливал, и они беспрепятственно вошли во двор его дома, где все сверкало новизной и чистотой: и сам дом, и ограда, и крылечко, на котором сидела Рафаилова жена Клавдия. И совершенной новизной повеяло на Рафаила от того, как смотрела на него жена. Шесть лет они прожили вместе, народили двоих детей, но он еще ни разу не видел в глазах Клавдии такого странного и потому нового выражения. Она смотрела на него так, словно он вводил во двор не телка, а послов иностранной державы, которые предложат Клавдии немедленно заговорить на французском или каком другом языке.
— Магарыч пили, — осторожно сказал Рафаил. — Это тебе не пимы купить, а корову...
— Лапушка моя, — тихо сказала Клавдия телку, — желтенький бочок, черно пятнышко...
Широко расставив все четыре ноги, телок с задумчивым видом написал на лопухи — звук был тонкий и веселый, как от дождевой струи, — потом, ни секунды не колеблясь, подошел к Клавдии и ткнулся теплыми губами ей в руки.
— Ишь ты! — отвертываясь от жены, сказал Рафаил. — Вон что!
— Я ее Чернушечкой назову... Лапушка моя, Чернушечка!
— Хорошо, Чернушка так Чернушка! — согласился Рафаил, хотя телку справедливее было бы назвать Рыжухой. — Пусть будет по-твоему.
После этого Рафаил все-таки сел на крылечке, нагнал на себя строгость, то есть свел брови, прокашлялся и солидно произнес:
— Ты, Клавдия, женщина работящая, старательная, мне тебя не учить, но ты возьми в заметку, что у Чернушки мать гулящая, шелапутная, а дед Крылов про телка сказал: «Он себе на уме!» К месту его надо приучать, вот что, Клавдия!..
— Была нужда... Ты гляди, Рафаилушка, какая она ласковая да прекрасненькая. Лапушка моя, солнышко мое!
— Ты все-таки поимей в виду, Клавдия!
— Ничего я поиметь не хочу! — сердито ответила жена. — Этот телок — всех мер!
Она оказалась права: на новом месте Чернушка вела себя великолепно. До блеска выскобленная Клавдией, ухоженная и сытая, она с утра до вечера смирненько паслась на задах дома, привязанная длинной веревкой за шею к специально забитому колу. Болтушку из черной муки и мятую картошку Чернушка ела аппетитно, на хозяев глядела весело, а вечером в стайку бежала, задрав хвост. В общем, все было прекрасно, и к концу второй недели Клавдия открыто сказала мужу:
— Вот чем ты хорош, что панику умеешь напускать! Понятливее этого телка я на свете не видывала, так что дед Крылов пусть прикроется. Нечего ему про нашу Чернушку разные слухи распускать. Ты ему так и скажи, Рафаилушка!
— Ладно, скажу! — ответил Рафаил и спросил: — А где теперь Чернушка?
— А на задах дома. Вот пойдем полюбуемся на нашу красавицу.
Они пошли за дом и Чернушку там не обнаружили. Колышек, он торчал, веревка, она лежала на земле вся, а вот Чернушки не было, хотя на веревке сохранилась петля, которая раньше охватывала ее длинную шею.
— Ну просто кибернетика! — поразился Рафаил, рассматривая веревку и колышек. — Может, Клавдия, кто веревку развязал, а потом завязал...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Секретарь ЦК Димитровского коммунистического союза молодежи Минчо Чунтов отвечает на вопросы журнала «Смена»