Родившийся в мятежный 1905 год журнал «Жупел» сразу привлек внимание общественности своим остросатирическим, бунтарским характером. Но особенно шумный, даже в некотором роде скандальный успех имел 3-й номер журнала – одной из причин этого была карикатура, помещенная на его страницах с несколько странной подписью: «Осел в 1/20 нат. величины».

Осел действительно был нарисован весьма натурально, пожалуй, даже с некоторой щеголеватой анималистической достоверностью. Тем более неожиданными казались окружающие его рыцарские доспехи, щиты и шпаги, обрамленные тяжелым бархатом драпировок. У ног животного расположились два грифона (как известно, грифоны входили в герб дома Романовых). Сомнений ни у кого не возникало – карикатура была направлена против самодержавия. Цензура запоздало наложила карающую десницу на остаток тиража. Автор рисунка подвергся аресту. Его имя было уже хорошо известно широкой публике – Иван Билибин. Впервые работы этого художника появились в 1899 году на одной из выставок объединения «Мир искусства». Молодой график представил тогда несколько акварелей, посвященных русским народным сказкам. Изысканный, но твердый рисунок воспроизводил образы, которые, казалось, давно ждала отечественная детская книга, где все еще господство вала виньетка, а сказочные сюжеты обычно сопровождались изображением сентиментальных головок, нимф, амуров и кокетливых букетиков.

Легко узнаваемые, глубоко национальные по своему облику сказочные персонажи Билибина были представлены на фоне родной, близкой каждому русскому сердцу природы: на опушке леса меж; берез Василиса Прекрасная в холщовом сарафане, за деревьями – всадник красный, на красном коне... Иван-царевич с поникшей головой, в опущенных руках лук держит – улетела стрела неизвестно куда, а на болоте – лягушонка с короной на голове, ухватила лапками заколдованную стрелу.

Сколько поколений юных читателей, даже спустя полстолетия, неотразимо будет привлекать этот пленительный, нарядно-узорчатый мир билибинских сказок!

Критика отнеслась к молодому художнику доброжелательно, а среди широкой публики акварели имели огромный успех. Одно из самых солидных полиграфических учреждений России, «Экспедиция заготовления Государственных бумаг», предложила Билибину издать серию сказок с его иллюстрациями. Такие строгие и взыскательные ценители графического мастерства, как организаторы объединения «Мир искусства» Бакст и Дягилев, доверяют начинающему графику сделать зарисовки для очередного номера своего журнала.

А еще в эти годы была знаменательная для дальнейшей творческой судьбы Билибина поездка по Архангельской, Олонецкой и Вологодской губерниям. Со временем Иван Яковлевич вдоль и поперек исколесит и этот малоизвестный край и множество других заповедных уголков Севера России. С пылкостью коллекционера он будет собирать кустарные изделия старинного крестьянского обихода, расшифровывать полустертый веками орнамент. Он будет стремиться проникнуть в таинство стародавних рукописных книг с их неповторимой по красоте вязью, увенчанной звериными ликами буквиц. Он оценит трогательное обаяние лубочных картинок. Путевые альбомы Билибина заполнятся множеством рисунков и набросков, где с ювелирной тщательностью будет воспроизведено хитросплетение деревянной резьбы, узор кружев, орнаментика поливных изразцов, набоек, прялок...

Особенно внимательно изучает художник старинную народную одежду. Тщательно зарисовывает он детали и орнамент, украшающие расшитые сарафаны, кички, душегрейки, кафтаны, кокошники, извлеченные из объемистого сундука какой-нибудь вологодской или владимирской крестьянкой, весьма польщенной вниманием к ее родовым реликвиям...

Карабкаясь по крутым косогорам и курганам со своей, тогда еще очень громоздкой фотоаппаратурой, художник сделает немало уникальных снимков шедевров северного деревянного зодчества. Перелистывая «Историю искусств» Грабаря, этими репродукциями будет восхищаться не одно поколение любителей отечественного искусства. Но все это будет позже. Пока же это путешествие – его первое открытие одного из самых прекрасных уголков России. Здесь, среди тихой красоты «озерного края», проникнув в «века загадочно былые», он испытает радость первооткрывателя и исследователя. Здесь замыслы Билибина примут ясное и четкое направление – отныне он посвятит свое дарование самому поэтическому воплощению народного творчества – русской народной сказке.

Свою увлеченность народным искусством, увлеченность страстную и серьезную, Билибин пронес через всю жизнь – через годы юности, через эмиграцию, через тяжелые дни ленинградской блокады...

Перед нами «Автобиографические записки» Билибина. Об этапах своего творческого пути он рассказывает почти с протокольной четкостью, но когда художник касается своего первого путешествия по Северу России, сквозь эту деловитость нет-нет да прорвется теплая, сердечная нотка воспоминаний о тех далеких днях поисков и творческого становления, которые, быть может, были самыми счастливыми в его судьбе.

Профессиональное мастерство, а главное, самозабвенная преданность творчеству были заложены в крепкой надежной школе – в студии Репина, у которого Билибин проучился около шести лет.

Какие разные художественные индивидуальности! Какие несхожие, если не сказать несовместимые творческие идеалы и устремления... И все же до конца дней своих ученик сохранит почтительное восхищение перед мощным творческим духом своего учителя. Обратимся опять к записям Билибина:

«Да, мы знали их всех, наших кудесников, но главным кудесником, первым богатырем все же, конечно, был Репин...

Я помню один такой случай со мною в академической мастерской Репина. Я сугубо трудился с углем в руках над каким-то очередным Антоном, и что-то с этим Антоном не клеилось: не стоял он как-то, валился; вообще что-то было сильно наврано.

Проходит Репин. Теперь, когда со времени этого эпизода прошло так бесконечно много времени, воспоминание это приняло для меня легендарный оттенок; и, например, сейчас мне кажется, что Рении даже и не остановился, а так, на ходу, ткнул куда-то в мой рисунок большим пальцем, мазнул по углю средним, потом огрызком угля сделал два или три резких удара, и мой Антон был спасен. Во всяком случае, это было сделано мгновенно, с налета и молча. И это был Репин».

В начале 900-х годов «Экспедиция заготовления Государственных бумаг» издала книги-сказки с иллюстрациями Билибина. Несмотря на несомненный успех первых опытов в области иллюстрации, молодому художнику предстояло еще самое главное – найти свою, и только свою, дорогу в мир эпоса, в мир народной поэтики. А соблазн пойти по чьему-то проторенному пути был велик – рядом работали очень сильные мастера-сказочники – патриарх историко-былинного жанра Виктор Васнецов, умный и тонкий график Елена Поленова, одна из первых проложившая дорогу отечественной детской книге.

Постепенно освобождаясь от «одежды с чужого плеча», в тесном контакте с мастерами «Мира искусства», с которыми он скажет свою творческую судьбу, Билибин постигал тайну создания книги как единого художественного организма, нерасчлененного гармонического ансамбля. Рождалась своя, неповторимая билибинская книга- сказка. Чуть подсвеченная, теплого тона бумага, крупные литеры буквиц. Изысканно красочна и нарядна обложка, вмещающая целую галерею национальных фольклорных образов.

Этот первый лист – словно торжественное приглашение в неведомый, волшебный мир, его насыщенная декоративность – словно канонический зачин сказочного повествования: «В некотором царстве, в некотором государстве...» Одна за другой ложатся на ладонь весомые, плотные страницы – словно развертывается некий пленительный свиток. Удивительна и своеобразна природа народного эпоса. Замысловато и диковинно переплелись здесь фантазия с миром реальным, повседневным...

Перед художником-сказочником возникает сложнейшая задача не только проиллюстрировать сюжет, но и передать в зримых образах устную орнаментику, которой разукрашена сказка, традиционную словесную обрядовость: виртуозные зачины и присказки, ритмические повторы, мудрые и лукавые концовки и, наконец, всю торжественно-замедленную мелодию сказочного повествования.

Проницательно и чутко уловил Билибин национальную основу и самобытность устной народной поэзии. Какое своеобразное переплетение этнографической точности и особой сказочной условности в билибинских творениях! Проникновенно, не спеша ведет художник зрителя по страницам своей сказочной летописи, от одного образа к другому, как будто делится самым сокровенным, очень дорогим для него: «Не торопись, полюбуйся вместе со мной этим удивительно гармоничным узором, пришедшим со старинной крестьянской утвари, вглядись и в этот замысловатый рисунок – точно такой орнамент украшал одежду наших предков, он прекрасен, и в нем есть что-то таинственное – здесь в причудливых арабесках слились восточные и славянские мотивы, а изгибы этих линий еще сохранили следы языческих символов».

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.