– Из окон видны пригородные сады, сады... – зашлась жена в долгом вздохе.

– Так чего откладывать, – засуетился отец, – сейчас и написать письмо! А?

– Пиши своим почерком, батя, – зевнув, заметил я, – и своим языком, чтоб в случае чего надежно было.

Юрий развел руками, на которых волнисто взыграли пальцы, всем своим видом давая понять: «Тут, отец, я не помощник тебе».

Алевтина сказала, что с этими разговорами они совсем забыли про огород, картошка останется недосаженной.

Ластик тут же сорвалась с места и загремела на кухне ведрами.

Отец смотрел на детей с грустью: им не хотелось связываться с отцовским наследством. Курское прошлое тяготило их. Они привыкли к здешней земле. Свое будущее мыслили только здесь. Из приличия лишь сочувствовали терзаниям отца. «Но я-то сам хозяин здесь или нет? – спросил себя Николай Изотович и ответил, набычившись: – Глава я! И должен вывести детей к благодатному берегу! И рыба выживает в неблагополучном озере, да мельчает при этом. И треба вернуть ее в родную воду, чтоб выросла до прежних статей! И разве не благое дело – вернуть детей своих на землю предков?»

А сыновья и дочери торопились к выходу, теснясь в дверях, незлобиво поругиваясь и шпыняя друг друга на ходу. Девчонки не уступали парням. «Совсем как маленькие, – подумал Николай Изотович, закуривая новую сигарету. – И плутуют, как малыши... И по старику никакой печали. Вот чего ты добился, Изот Михайлович! Внукам твоя смерть, будто пуговица оторвалась от старой телогрейки. Не хотел бы я такого конца и подобной памяти».

Порастряс и Николай Изотович Сипеев свой отцовский авторитет в неудачных порывах, напрасных надеждах и нелепых выходках. Все старался как лучше, а получилось хуже. Себе хотел подъема на должную высоту, детям – справной жизни. А получилось: сам скатился в Сибирь, жене испортил столько крови, а дети выросли на подножном корму. И сейчас они ловко отделались от отцовской заботы, с шуточками и прибаутками пошли засаживать огород. А ведь не работа уже для них это, просто случай вспомнить свое картофельное детство, привычка, как у него к куреву, правда, иного рода.

Он припал к оконной раме, озирая огород. Всего-то пять соток, окруженных серым частокольчиком. Но если вовремя покопаться на этом пятачке, то к осени он щедро покроется кустиками картофельной сочной ботвы, потянутся к солнцу грядки помидоров, подпертых палочками, зарадует глаз зеленая щетина лука, полезут из рассадника огуречные плети и снова взгляд притянут к себе кучерявые рядки картошки... Она, родимая, и выручала всех до войны, во время и после. И дети шли сейчас по пустынному огороду осторожно, как танцоры по сцене. Прошлогодней пожухлой картофельной ботвой они восхищались сейчас больше, чем внезапной жизненной окрыленностью своего отца. Они уже не верили, что их папаша способен поселить семью на законных основаниях в наследном доме, где в огороде прямо на грядках зреют помидоры, а яблони протягивают в окна антоновку и золотой налив.

– Эх, брильянт грюн-алле!

– Тише вы – услышит...

Они покосились на окна, засмеялись и перешли на полголоса.

– Пусть их, – виновато заметила жена, – повырастали – никто им теперь не указ.

– Нет, я укажу, – забормотал Николай Изотович, глядя на солнечное пятнышко-зайчик на стене от надраенного ведра в огороде. – Пусть не думают... Если в грамоте родителей перещеголяли, так отец и не нужен? Пусть не зазнаются! У меня с моим стариком получилась катавасия, так это не довод! Я наверстаю! Это здесь я растерял силу. А там соберу... На родной земле все возвернется. Там я натворю... Вспомнят еще Фокусника! Его Брильянт грюн! Не на манеже, так в жизни!

И под ахи жены Николай будто выдернул из воздуха синюю авторучку. Потом приблизился к солнечному зайчику и вроде снял его со стены – в руках его оказался чистый листок бумаги. Вот уж воистину Сипеев-старший был на подъеме: давно ему не удавались такие чудеса. Видно, от напряжения мыслей, боли сердца и нервной встряски вернулось к нему на миг фокусное чудодейство. Правда, авторучка с расколотым колпачком не писала, сколько он ни встряхивал ее. Пришлось жене искать в портфеле Алевтины ее вечное перо.

Николай Изотович же в это время осторожно подтянул к себе кодекс, оставленный на столе, и раскрыл его на заложенном красном карандаше. В глаза бросилась жирно подчеркнутая статья 550. «Отказ от наследства». Взгляд неодолимо повело вдоль строчек, словно мастер печного дела выискивал изъян в фигурной кладке. Но в этом Гражданском кодексе все было сцеплено по уму.

«Наследник по закону или по завещанию в течение шести месяцев со дня открытия наследства вправе отказаться от наследства. При этом он может указать, что отказывается от наследства в пользу других лиц из числа наследников по закону (статья 532) или по завещанию (статья 534), в пользу государства или отдельной государственной, кооперативной или общественной организации...»

Наследник задумался над чистым листом бумаги. Надолго задумался. До самого того момента, как, глубоко вздохнув, написал заявление об отказе от своей доли наследства в пользу мачехи.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.