До чина дослужиться
И в рыцарских доспехах
В Берлине щеголять!..
Да не спится, не лежится.
И все в глазах двоится
Могила в два аршина
С березовым крестом!
Ох-хо-хо-хо-хо-хо!..»
Николай Изотович глубоко вздохнул, почесался в кудрях и скосил глаза на старшего сына, который уклюнулся в свою книгу, будто высказался и больше его не касалась семейная сходка. «Вот частично из-за кого сорвался номер! – уныло подумал Николай Изотович. – Много и других причин, не спорю, но без поддержки грамотея Женьки какой цирк?» Отец чуть заискивал перед своим первенцем и находил, что его старший выдался в деда, чьего имени терпеть не мог. А такой же крепкий, ширококостный и подозрительный. Захотел учиться на геолога, окончил школу с медалью и добился своего. И презирает чуток отца за неудачливость. Сколько ни бился над ним родной батя, не смог полностью переломить в свою сторону, чтоб пошел учиться на циркача и отцу потом облегчил путь на арену. Держится матери. Ее надежа и защитник. Даже на баяне играть не стал, как ни просил отец. Не говоря уж про фокусы, к которым хотел приспособить старшего отец. Юрий хоть на баяне выучился, а Женька бросил еще в школе: «Нужна мне эта бандура, и про фокусы ты, батя, даже не заикайся! Время мое для книг!»
Юрка все же уважительный парнишка. Университетов не стал домогаться, пошел в простой техникум, а в свободные часы – отцу помощник. Хороший будет столяр и печник, только б старший, насмешник, не смеялся б над младшим. Ну, что тут зазорного – печи класть, людей обогревать? Нет же, скалит зубы, чуть чего: «Баянист-столярист с печным уклоном!» Толкает брата всерьез учиться дальше. Да зачем в каких-то там университетах чахнуть, когда и так баян в руках, как игрушка, и любого, прямо как гипнозом, завораживает Юркина игра. Не говоря уж, какие мебеля может сварганить! Оно бы при добром раскладе можно подучить и Юрия. Да, в беспокойных переездах пришлось Николаю Сипееву со многими мечтами распрощаться. Перевелся сипеевский талант на каждодневные низкие заботы, и не сотворил он многих чудес, какие ему полагалось согласно прозвищу Фокусник.
«Но теперь ты полноправный наследник такого дома! – Ожгла скомканная телеграмма. – И можно еще взлететь высоко в глазах как своих, так и тех, курских».
– Что ж, разломай меня хоть до фундамента, – высказал наконец он, – батю и впрямь не вернешь... а нам жить надо! Мачехе с ее сыночком придется все же со мной теперь посчитаться!
– Оставил бы ты их в покое. Коль, – пыталась протестовать хозяйка. – Пусть пришлют нам чуток деньжонок за дом и живут с богом!
Но Николай Изотович отмахнулся от жены, набычившись, заходил по комнате и стал развивать перед семьей свой план. Сколько ни ездий по белу свету, говорил, а на родину тянет. В Сибири холодно, даже дальней родни нет никакой и жизнь дороже, чем на западе. Особенно если учесть, что свой дом есть свой, да еще материнский и отцовский.
Я отставил Гражданский кодекс РСФСР: разговор приобретал действенный оборот – надо было быть начеку.
– Если б одним нам жить в нем! – охнула мама. – Да не уйдет же твоя мачеха из насиженного гнезда, Николка.
– Выкупим, – отрезал отец.
– За какие шиши? – урезонила мама.
– Займем! – выдохнул отец. – Обтрясу всех друзей на такой случай.
– А не согласится мачеха продавать свою часть?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Подводим итоги дискуссии «Вернутся ли в песню мелодия и смысл?»
Из книги «Жизнь Матэ Залки», которая выходит в издательстве «Советский писатель».