О строителях «Меркурия» в книжке ничего не говорилось. И все же Костя по - своему представлял их: задумчивых инженеров со старинными медными циркулями в руках и плечистых, русоголовых плотников в домотканых рубахах. Обыкновенными топорами, отливавшими на солнце стальной синью, они быстро и привычно, словно воздвигая в родном селе добротный сруб, смастерили из дерева великолепный по тем временам боевой корабль...
Окончив седьмой класс, Костя выслушал очередное изумление по поводу врожденной серости и не выдержал, открылся отцу:
- Я буду строителем.
- Что - о? - протянул Василий Петрович. - Пять лет студенческой зубрежки - и в результате рядовой инженер с маленьким окладом! Прелестная перспектива!
Костя съежился под холодным взглядом Василия Петровича и вдруг понял: они с отцом разговаривают на разных языках. Никогда не удастся объяснить отцу, что можно часами стоять возле забора судоверфи и, задрав кверху голову, не отрываясь, смотреть на корабельные мачты, щуриться от вспышек электросварки, жадно вдыхать ветерок, пахнущий горячим железом, и уже видеть наперед, как на рассвете выходит из Невы в открытое море в первое дальнее плавание новорожденный гигант...
Чтобы удержать в душе свой будущий корабль, надо теперь прятаться от холодного отцовского взгляда, упрямым молчанием защищать мечту. Дома никто не узнал, что Костя стал членом кружка юных кораблестроителей при Доме пионеров...
А между тем творческие дела Василия Петровича шли все хуже и хуже. Раньше, в первые годы после войны, ему еще помогало звание «участника фронтовой бригады». Но не меняя избитого репертуара, да и вообще не особенно выделяясь дарованием, Василий Петрович медленно и верно скатывался с больших эстрадных подмостков к случайным выступлениям, к «левым», незаконно оплачиваемым концертам.
- Интриги! - жаловался он матери. Мучительный стыд за отца охватывал Костю, когда Василий Петрович, угрюмый от неудач, звонил по телефону знакомым газетчикам.
- Дорогуша! - панибратским голосом басил он в трубку. - Ты присутствовал на моем последнем концерте? Будь добр, накатай статейку, поддержи по старой дружбе. Обещаешь? Ну и ладненько! С меня причитается, вспрыснем...
Но положительные рецензии почему - то не появлялись, и Василий Петрович «вспрыскивал» с горя самостоятельно, все чаще вваливался пьяным среди ночи. Швырнув в угол шляпу, он хватался за стенку, кривил мокрые губы в злой ухмылке и хрипло кричал на мать:
- Переживаешь? Думаешь, пропадаю? Н - нет! Найду выход!
Вскоре он действительно нашел выход. Два - три раза в неделю перестал ночевать дома, и по намекам и улыбочкам услужливых приятелей Анна Павловна узнала, что ее муж сошелся с какой - то специалисткой по организации «левых» концертов.
Тяжело, но ничего не поделаешь, вспоминать нужно честно: Костя в то время старался не замечать семейного разлада. С утра он убегал в школу, лотом, наскоро перекусив, мчался в Дом пионеров и до позднего вечера возился со своим «Меркурием». Его беспрерывно пугало, что он опять неправильно рассчитал модель, она не совсем похожа на знаменитый бриг, и он покидал кружок последним, измазанный столярным клеем, с порезами и ссадинами на руках. Переполненный собственными заботами и волнениями, он устало валился на кровать, не обращал внимания на красные от слез глаза матери. Засыпал он мгновенно и во сне вырезал для «Меркурия» паруса из белоснежных, тугих облаков...
Бриг был окончен, и руководитель кружка похвалил Костю:
- Профессионально сработано. Отправим обязательно на выставку. А пока забирай домой, любуйся.
Говорят, от большого счастья люди не чувствуют под собой земли, почти летят по воздуху. Возможно, это и верно, но счастливый до головокружения Костя шел из Дома пионеров, наоборот, очень медленно, бережно прижимал к груди «Меркурий» и, боясь поскользнуться, впервые в жизни ожидал на перекрестках зеленого света.
Открыв в комнату дверь. Костя замер на пороге. Из распахнутого гардероба тянулись на пол сорванные с вешалки, скомканные мамины платья, посредине комнаты на двух перевязанных ремнями чемоданах сидел в пальто Василий Петрович, а мама лежала на диване, уткнувшись лицом в подушку.
Увидев Костю, Василий Петрович вздохнул и выпустил изо рта синюю струйку папиросного дыма.
- Пришел? Ну и молодец. Попрощаемся, как мужчины, Кот. Так лучше для нас всех.
Плохо соображая, что происходит, Костя вначале пытался лишь определить, сильно ли пьян сегодня отец. От него явно попахивало спиртным, но вел себя он удивительно тихо, не кричал, не ругался и упорно смотрел куда - то мимо Кости.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.