– А вы разве не брали, не дожидаясь, пока вам подбросят?
Хозяин секунду смотрит на меня испытующе и вдруг разражается звонким молодым смехом:
– Ха-ха-ха, и такое бывало!
Через мгновение он снова становится серьезным и объясняет:
– Делал это больше из-за злости на брата. Один раз даже пересолил.
И он в нескольких словах излагает историю с долларами, тактично умолчав лишь о Доре.
– Конечно, если бы я знал, что это не его деньги, удержался бы от соблазна, – объяснил Филип. – Я сказал себе: «Пусть немного помучается за границей, если я здесь мучаюсь каждый день...»
– Что, трудно живется?
– О, теперь уже нет. Заказов даже больше, чем могу выполнить. Но вы ведь знаете, что деньги – это еще не все.
– Чего же вам не хватает?
– Скажу, если это действительно вас интересует.
Однако вместо ответа он не торопясь закуривает, наклоняется ко мне и произносит вполголоса, но многозначительно, как бы изливая душу:
– Удачи мне не хватает, товарищ инспектор, удачи!
– Это вообще весьма дефицитная вещь...
– Но не для всех. Для моего брата, например... Филип поднимает руку, как бы стараясь опередить мое возражение, хотя я и не собираюсь возражать ему, и продолжает:
– Разумеется, Марин – работяга. Целыми ночами корпит над чертежами. А разве я не работаю? Разве я не сидел до утра вот за этим столом? И. что же? Один – признанный архитектор, талант, баловень судьбы, другой – ремесленник, кустарь, исполнитель ничтожных заказов...
Он снова поднимает свою белую, холеную руку, как бы предупреждая мое замечание, хотя и на этот раз я далек от возражений.
– Не думайте, что я говорю так из зависти. Пусть брат и такие, как он, преуспевают. Если ты трудолюбив, талантлив, это нормально. Но разве нормально, когда столь же трудолюбивые и талантливые топчутся на месте? Простите, что возвращаюсь к собственному примеру, но что делать – мысли человека вертятся вокруг него самого. Итак, за дипломную работу я получил «тройку». Почему? Потому что имел благоразумие или неблагоразумие точно следовать советам своего профессора. Но вкусы профессора отличались от вкусов большинства членов художественного совета. И мне влепили «тройку» – за добросовестную работу, стоившую таких трудов. Потом, разобравшись, что академическая живопись уже не котируется, я перешел на другое – вот полюбуйтесь!
Он небрежным жестом показывает на полотна, комментировать которые я уже ранее воздержался,
– Модерн! И не хуже других модерновых картин. И что же? Мои работы на выставку не приняли – именно в этот момент модернизму была объявлена война. «Хорошо», – сказал я себе. Засучил рукава и за два месяца подготовил целую серию пейзажей. Реалистичные – дальше некуда! Попытался устроить выставку. Прибыла комиссия. Посмотрели, пошушукались и сказали: нет! Это, мол, этюды, ученические работы, избитая техника и прочее. Я бы мог и дальше биться головой о камень. Мне упорства не занимать. Но ведь надо было на что-то жить. Поссорился с братом. Перебрался сюда и занялся своим ремеслом.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.