Братья

— Деды мовили, от Чернигова.

— Староверы? От Никона бежали? Так, что ли? Кгм, кгм...

— Пан все ведает, ми не ведам.

— Да, это так, так, вы староверы.

Русский мужичок, занесенный некогда из-под Чернигова, неуверенно стоял перед Леонидом Максимовичем, вроде стеснялся стоять перед ним и весь подрагивал при каждом слове великого писателя. Он не знал, что Леонид Максимович отнюдь не гневается на него, напротив, рад встрече и разговору.

— Так, так! — радостно и возбужденно восклицал Леонид Максимович. — От Никона бежали! Тогда русские по всему свету разбегались.

— Пан все ведает, ми не ведам.

— Да какой же я тебе пан! — по-свойски крикнул Леонид Максимович. — Я брат твой, русский писатель Леонид Леонов!

— Ми не ведам! — И вдруг, совсем неожиданно, но как-то очень сноровисто, умело мужичок сломился, со стуком встал перед Леонидом Максимовичем на коленки и одновременно успел ухватить его мягкую руку, стал торопливо целовать ее, шепча что-то при этом.

— Нет, ты уж, брат, встань, встань с колен, не унижай себя, ведь ты человек, тем более — русский человек. — Леонид Максимович, сам поднимаясь с плетеного креслица, поднял за руки и мужичка. — Так не годится, брат, не годится, ведь мы пригласили тебя поесть нашего хлеба и соли, а ты, понимаешь, на колени, руки целовать, не годится. Давай-ка вот садись рядом со мной, вот так, и давай-ка выпьем с тобой, как с братом, хоть я ее, проклятую, век не пил и не терплю, но с тобой выпью.

Леонид Максимович сам налил сухого вина в фужеры, взял свой за ножку, чокнулся и немножечко отхлебнул. Мужичок выцедил все до дна, растерянно забегал глазами, будто хотелось ему скрыться куда-нибудь. Он не знал, вставать ему теперь и идти или еще сидеть. Но Леонид Максимович собственными руками сотворил для своего брата бутерброд с маслом и черной икрой, подвинул тарелочку с ветчиной.

— Вот выпил, теперь закуси, как положено у нас, у русских. Тебя как кличут-то, брат?..

— Мене кличут Петро.

— А меня Леонид, сын Максимов. Вот так, брат Петро. Да ты ешь, закусывай, без церемоний, а я тебе еще налью. Вот так. Кгм... кгм...

Мужичок несмело взял бутерброд с икрой, но есть стал жадно.

— Это хорошо, — сказал Леонид Максимович, — что вы язык свой сохранили, великий русский язык.

Брат Петро робко шевельнул плечом.

— Мало русешти, мало руманешти. Пентра годи никак не мовили, мовчали. Германец пришел, не можно мовить русешти, а германски ми не ведам, мовчали пентра годи. — Он показал четыре заскорузлых пальца.

— От Гитлера всем досталось, это верно, брат Петро. Теперь, слава богу, все в прошлом, теперь, брат Петро, бери вот ветчину и хорошо закусывай.

Брат Петро выпил еще фужер вина, быстро управился с ветчиной и очень ловко, так что и заметить было нельзя, сполз со стула и опять оказался на коленях перед Леонидом Максимовичем, опять схватил его руку и все силился притянуть ее к своим губам, все клонил голову, чтобы поцеловать, но Леонид Максимович на этот раз не дал руки своей, сумел удержать ее.