Бережливость – черта нравственная

Шефы часто бывают в школе, а ученики на заводе: то просто экскурсия, то совместное комсомольское собрание, то спортивные соревнования, то дежурство в народной дружине. В своих рефератах о шефствующих цехах старшеклассники оперируют такими понятиями, как производительность труда, рентабельность и даже фондоотдача.

Рабочие берут с собой учеников на базу отдыха. Школьникам отдана половина мест в пионерском лагере.

Зачем эти расходы? Интерес, скажем так, государственный: новое поколение надо воспитывать всем, независимо от ведомственной принадлежности. Если все же иметь в виду узкий, ведомственный интерес, то есть и он. Замечено, что общение с детьми воспитывает... взрослых. Шефствуя над школой, завод, может быть, больше приобретает, чем отдает. Такая тут высшая математика.

Вода и воздух уже не даровые. Иссякают леса и недра. Пожалуй, одно солнце можно пока еще не экономить и не беречь – бери, сколько хочешь. Тают иллюзии насчет даров природы. Но труд-то даровым никогда не был. А мы, случается, не ценим и плоды труда, что действительно уж совсем не по-человечески. А иногда полагаемся на щучье веление, будто ждем, когда благодать сотворится сама собой...

Бережливость начинается и заканчивается трудом. Любовью к труду. Трудолюбием.

Токарь Челябинского тракторного завода, лауреат премии Ленинского комсомола Андрей Чепелев:

– Вот мое рабочее место. Три станка в ряд – три «карусели». Прихожу на работу примерно за час до начала смены. Присматриваюсь к станкам, подбираю по своему вкусу инструмент, настраиваюсь, вхожу в обстановку, чтобы по звонку сразу взять старт. Наконец, включаю станки – один, потом второй. потом третий.

Тут-то и начинается: крюк подъемника, кнопка на пульте, гаечный ключ. И опять: крюк, кнопка, ключ. Гудят мои «карусели», и я вдоль них – челноком. Вся мудрость в том, чтобы держать в поле зрения все три станка сразу. Ритм захватывает. И если все хорошо, смена пролетает, как во сне. Не ошибся ни разу – рекорд.

Не сразу далась мне эта точность. На первых порах я завел тетрадь, в которую записывал, сколько времени трачу на каждую операцию. Искал, где теряю минуты. Учился некоторые операции выполнять не глядя.

Суть, наверное, ясна: чем бы я ни был занят, станки должны работать. Есть у меня две-три минуты, чтобы, например, в жару сходить выпить стакан воды. Пока хожу, станки гудят.

Теперь, когда темп взят предельный, руками, сноровкой большего уже не добиться. Но есть еще и голова на плечах.

Когда я был в Японии, рассказывал о своем рационализаторстве. Японцы удивились: «А где ваши инженеры?» И объяснили: в Японии рабочий должен только работать, а творить – дело инженеров. И если рабочий предлагает какое-то новшество, инженеру несдобровать – это должен был сделать он.

Я тогда спорил: почему же рабочий должен быть только исполнителем, а не творцом? А что касается инженеров, то они мне помогали. Без них не внедрялось ни одно новшество, которое я предложил. Так я сказал японцам. А еще подумал, хотя и не сказал, что нашим инженерам действительно стоило бы прибавить активности.

Как бы то ни было, уже третью пятилетку я ежедневно выполняю две нормы. Почин мой опять одобрили, везде называют передовиком. Но сам-то я чувствую, не выдержать мне нагрузки, отстаю от графика.

А что получилось? Сегодня снимают со смены – надо на стройке выступить. Завтра приглашают в школу. Послезавтра еще какое-то торжество. Иду, делать нечего. А заместителя у меня нет. После очередной отлучки прихожу в цех, подсчитываю, сколько надо выдать процентов, чтобы войти в график. Уже не 200, а 210, 220, а то и все 230 процентов надо выжать. Гоню, слово-то дано. Иначе перед товарищами стыдно. Так, скажут они, всякий может быть передовиком, если и заседания в зачет.

Однако, чувствую, отстаю. Пошел в партком. Обидно, говорю, что меня назвали передовиком за то, что я с великим трудом сэкономил время, которое у меня теперь так щедро отнимают. Нельзя ли все это после смены? 6 парткоме меня поняли правильно.

Продолжая разговор, мы вышли с Андреем во двор. Рядом была стройка. Битый кирпич, осколки облицовочных плит, панели с пробоинами – известная картина. На только что укатанном асфальте экскаватор рыл траншею. У магазина валялись измятые ящики. (Ах, эти ящики... Когда однажды в леспромхозе я увидел «реку» бревен, которые распиливают на тарную дощечку, понял, что эти ящики дороже мебельных гарнитуров – их делают из стружки.)

Мы все хотим порядка, чтобы наша экономика стала экономной. Но с чего начать? С малого или большого? Ущерб ущербу рознь. То копейка, то рубль. С копейки, которая рубль бережет. Наверное. Но как убедить строителя поднять копеечный кирпич, если он видит, что рядом зазря пропадает рублевая плита? Пропадает – и виноватого не найдешь.

Как-то известный сталевар Петр Сатанин рассказывал о лицевых Счетах экономии. Хорошее это дело, говорил он. Например, на тонну стали можно израсходовать (лимит разрешает) и 50 килограммов, допустим, ферромолибдена и 70. Вроде всего-то две-три «лишние» лопаты... «А подумаешь, у тебя на лопате иногда до ста рублей лежит». Не мешало бы и поскупиться.

Но, продолжал Сатанин, сварил сталевар плавку. Сэкономил время, шихту, попал в заказ. Пора сливать сталь, а нет изложниц. Бегаешь, нервничаешь, ищешь «крайнего». Какая тут экономия – все насмарку! Только бы выдать сталь, хоть какую, пока не застыла...