Бережливость – черта нравственная

Раму нужно усилить. Значит, сделать тяжелей? А она стала на 80 килограммов легче. Парадокс: экономить металл на детали, которая быстро изнашивается. Деталь, с которой, казалось бы, сняли всю «лишнюю» сталь, можно сделать еще легче, если... подумать. Подумать не о том, как во что бы то ни стало сэкономить металл, а как сделать деталь лучше. Лишняя сталь ей не на пользу.

А. Горбачев, ведущий конструктор:

– Долго мы думали, пока нас не осенила простая мысль: а что, если поперечину рамы делать не из стального листа, а из трубы. Непривычно, конечно. И впечатление такое, что она слабее – все-таки легче. А оказалось, труба держится до списания машины, хоть бы что ей...

Нет детали или узла, которые заводские конструкторы не посадили бы на «диету». Килограмм за килограммом сбрасывает «Урал» вес. И это ему на пользу.

Разумеется, нужно экономить не только металл, а абсолютно все. Но что оно, это «все»? В конечном итоге это природа и труд.

Говорят, что охрана природы слишком обременительна. Что фильтры, очищающие дымы и воды, дороги и капризны. Что подрядчики несговорчивы. Что неразрешима дилемма – то ли природу охранять, то ли план выполнять. Что, наконец, проблемы эти решаются в высоких сферах, а местная инициатива, увы, бессильна.

Я помню времена, когда на территории электролитного цинкового завода в Челябинске травинка не росла. Пассажиры трамвая, проезжающие мимо завода, вдруг обнаруживали у себя насморк. Люди ворчали, но в общем-то принимали заводской угар как неизбежное зло: такое, мол, производство.

Производство, верно, не целебное, однако же теперь завод чист перед природой: вдоль корпусов растут ели, клены, летом пестреют цветники. На месте отвалов – ажурные теплицы. А над трубами в небе – только невинный парок. И в реку Миасс теперь никаких ядов завод не сливает.

Завод «проявил сознательность»? Завод «ценит природу»? Проявил, ценит. Но как ему это удалось? Как осилил он то, перед чем другие разводят руками?

Долго рассказывать. Считалось, например, что нет такой технологии, которая оставляет в выхлопах те сотые доли процента сернистого ангидрида, против которых не возражают санитарные врачи. А заводские инженеры выискали в каком-то журнале заметку, в которой сообщалось, что такая технология где-то, очень далеко, есть. Суть ее, разумеется, не раскрывалась. Но инженеры дошли до нее сами, сами внедрили и освоили. А назвали ее так: процесс двойного контактирования. Он теперь известен повсюду.

«Сначала природа, потом – план», – сказал мне недавно директор завода Рем Салимович Гузаиров. То есть, если случилась прореха, останавливай агрегат, рискуя планом. Кто-то усомнится: ой ли? Однако же за последние, скажем, десять лет завод ни разу план не сорвал, наоборот, что ни квартал, претендует на первое место в отрасли. При этом и природе не вредит.

Все трубы, какие ни есть на заводе, перекрыты фильтрами. Кто-то скажет: эка невидаль, эти фильтры нынче кто не заимел, да не везде они фильтруют. Вот именно. А на цинковом заводе 97 процентов воды находится в обороте, а ряд переделов переведен на бессточные схемы.

Есть на заводе дымовая труба высотой 110 метров. Уникальное сооружение. Ее построили для того, чтобы сбрасывать избыточный ангидрид. Или на случай, если печь остановлена на ремонт. Однако через эту трубу не прошло ни кубометра дыма. На заводе построили новый цех, который питается тем самым «избыточным» ангидридом. И агрегаты ремонтируют так, что сбросы исключены. Конечно, та «лишняя» труба (навязанная, кстати, заводу) стоит денег, но где наша не пропадала, убыток можно скрепя сердце простить, пусть уж лучше высится она такая, бездымная. Первая из труб, которая не коптит небо. Тоже памятник.

Пора сказать о главном. Завод сбрасывал в небо и реку много редких и дорогих элементов. Именно те, что значатся в перечне продукции, которую завод выпускает. Часть веществ он извлекал из сырья, часть сбрасывал. Те, что извлекал, считались полезными, те, что сбрасывал, назывались вредными веществами.

Теперь вредных веществ не стало. Из сырья извлекается 97 процентов цинка и серной кислоты – показатель, который не стыдно привести в любой аудитории. Завод выбирает 92 процента кадмия, а его в сырье не более 0,12 процента.

Заводская лаборатория выдает сотни анализов, дотошно выясняя, сколько «вредных» веществ в стоках и выхлопах. Чтобы не вредить природе? Да, разумеется. Но и ради плана. Если, например, в стоках содержание цинка превысит пять миллиграммов на литр, то цех переработки окислов сядет на мель: ему не хватит сырья. Потому что теперь и стоки, и выхлопы, и шламы тоже сырье. Вот как дело-то обернулось. Без фильтров никуда. Вся экономика развалится.

Значит, несправедливо мы считаем, что охрана природы обременительна. Это абсурд, несуразица. Наоборот, мы платим большие деньги, чтобы природу загрязнить. Сейчас, когда в обороте почти вся таблица Менделеева, по сути, нет веществ, которые можно со спокойной душой выбрасывать в отходы и отвалы. И значит, нет ничего экономичнее, чем безотходная технология. Безотходная технология, производство, отрасль, народное хозяйство. То есть, проще говоря, хозяйство, в котором ничего не пропадает зря.

Надо, чтобы цветочки пестрели у заводских корпусов. Рядом. Лирика, она экономична. А экономика, выходит, лирична. Впрочем, давно доказано, что красота рентабельна. Красота, а не халтура. Красивая работа, говорят, два века живет.

На цинковом заводе работают «скупые» люди. Между прочим, они всерьез учатся считать копейку. Закончив курс, рабочие (с помощью инженеров) пишут экономические рефераты. В них они не на отвлеченные темы размышляют, а конкретно: кто что сэкономил и что еще мог бы сберечь. Все же вместе экономят за год киловатт-часы энергии, тонны топлива, калории тепла – и все в многозначных цифрах. Они дают стране самый дешевый цинк. Что говорить, «скупые» люди.

Но они не жалеют денег на сауны (в электролитном цехе их две: мужская и женская), на комфортные комнаты с чайными, на ингаляционные кабинеты, на профилакторий, на базу отдыха с каминным залом, на больницу с грязелечебницей, на стадион, на детские сады и пионерские лагеря, на теплицы, на овощехранилище... Ничего не жалеют они для подшефной школы, что тем более странно, потому что не рассчитывают, чтобы выпускники всем классом пришли на завод, – производство этого не позволяет.