Спорт прекрасен своей справедливостью: награда – за результат. Своеобразие фехтования состоит еще и в том, как здесь проявляется справедливость.
Надо сказать прямо, судьи у нас, когда судят бой, учитывают, пусть иногда непроизвольно, спортивную биографию фехтовальщика. Как бьешся, что умеешь – ничто не забудется, все накопится на твоем личном счету, который и называется репутацией саблиста.
Вот прозвучала команда «Алле!» (на всех крупных соревнованиях команды подаются на французском – международном языке фехтования), и я начинаю с простой атаки – прямого движения вооруженной руки вперед. Естественно, с выпадом, скачком или быстрыми шагами, чтобы догнать уходящего противника. Противник перехватывает мой клинок, берет защиту (парад) и дает ответ (рипост). Все вместе – простейшая фехтовальная «фраза», логически завершенный кусочек поединка. Не более двух секунд.
Поэтому и стоят со стороны каждого бойца по двое угловых судей с единственной задачей – наблюдать, был ли удар. И все же они видят это не всегда. И в сомнительных случаях на чашу весов кладется твой авторитет в фехтовальном мире. Вот здесь судья и может подумать: «Такой-то? Не может быть, чтобы он в своем «коронном» приеме промазал!» А «такой-то» еще и «поможет» судье составить выгодное для себя мнение: очень часто фехтовальщики что-нибудь кричат, нанося удар. Как правило, это получается непроизвольно и как-то помогает «выложиться» в нужный момент. Но ведь можно крикнуть и вполне сознательно, в расчете, что судья подумает: «Попал!», когда там и близко не было.
Угловых судей четверо, старший же – один. Каждый из старших – знаменитый в прошлом спортсмен, опытнейший специалист И угловые не имеют права его поправлять. даже если он ошибся: его власть единолична. Он пристально следит за смыслом боя. определяя тактическую правоту и присуждая удары. Нагрузка у него огромная – поединки идут весь день напролет. За его действиями следят тысячи глаз: зрители, другие судьи, сами бойцы. Он весь в напряжении. Бывает, порою расслабится на мгновение и пропустит решающий момент...
Вот, я помню, так было на международном турнире «Московская сабля», когда я дрался с Эдуардом Винокуровым. Счет 4:4. Все решит последний удар. Команда – к бою! Эдик бросается в атаку, я парирую. Но не с шагом назад, как это бывает обычно, а наоборот: делаю шаг вперед, даже полувыпад. А старший судья, видимо, отвлекся на долю секунды. Мой ответ с движением вперед он видел, а парад – нет. И решил, что я просто колол навстречу атаке противника, а значит, как атакующий прав он. В результате победу присудили Винокурову, Даже заявление Эдика, что судья неправильно разобрал эту фразу, во внимание не приняли.
На соревнованиях за рубежом иногда сталкиваешься и с заведомой предвзятостью судей. Как-то перед началом финала международного турнира рядом со мной сидел один судья-иностранец. Не помню, почему так получилось, но там я был один, никто из наших в финал не попал, «Как вы хорошо готовы сегодня, – с ухмылкой говорит мне этот судья, – у вас в полуфинале три победы со счетом 5:0, 5:0, 5:1. Да вы так всех за собой оставите...» Ну, начался финал, первый же бой судит он. Я бью – он не засчитывает. Второй раз – то же самое, третий – опять говорит «нет!». Обидно мне стало ужасно! Так до конца и не смог собраться: почти все бои проиграл и занял лишь четвертое место. Ведь проигранный бой сидит в памяти, как заноза...
На Олимпиаде в Монреале я не был уверен, что мой опыт достаточно весом в глазах знаменитых судей, хоть мне было тогда уже 27 лет. И в финале личного первенства я больше .всего опасался товарищей по команде – Назлымова и Сидяка. Оба они были опытными бойцами тогда, когда меня еще только включили в сборную. По правилам в финальной пульке встречаются сначала представители одной страны. Значит, я сразу должен был решать самую трудную задачу.
Поединки с двумя главными соперниками складывались драматически. Достаточно сказать, что победить мне удалось со счетом 5:4 и 5:3. Но вот что важно: проиграв мне, мои именитые и самолюбивые друзья по команде нашли в себе силы сражаться за общую победу так, как если бы от этого зависела вся жизнь. Ни малейшего уныния и душевного спада не ощущалось в их атаках на дорожке, хотя и Сидяк и Назлымов летели в Монреаль с вполне реальными надеждами на золотую медаль в личном зачете. Я бы сказал даже так: после весьма огорчительных для них поражений они и продемонстрировали во всей яркости свои подлинно бойцовские качества. Мы победили со значительным перевесом.
Много раз возвращался я вместе с ребятами с зарубежных соревнований. И всегда первые минуты на московской земле волнуют невероятно. В дружеских объятиях как бы заново переживаешь радость победы. И она самая хорошая, эта «вторая» радость. Уже спало напряжение ответственных поединков, забылись неизбежные обиды на «несправедливые» удары, на коварство соперников, а главное, на собственные просчеты... Будни впереди, а сейчас – праздник! Рядом друзья, близкие, дорогие люди. И вот уже пять лет я сразу ищу глазами Марка Семеновича Ракиту, моего тренера. Тогда, после Олимпиады, его лицо было счастливым.
А через год в нашем спортивном диспансере на улице Чкалова я увидел его совсем другим. Меня привезли туда из Киева, где я получил серьезную травму – разрыв ахиллова сухожилия. Он ворвался в палату с таким видом, что я даже испугался: «Да что вы, Марк Семенович, да не волнуйтесь вы так! Ничего, мы еще попрыгаем!» Вроде бы это я его утешал.
Месяц провел я в больнице. Каждый день приходили друзья, товарищи по команде, просто знакомые. Народу в палате битком набивалось. Но с шести до восьми у меня был только один посетитель. Тренер. И ободрял, и развлекал, и чуть ли не сказки рассказывал. Такая травма при современном уровне медицины должна была пройти бесследно. Но, как говорят медики, человек после этого инстинктивно щадит больное место. Могло появиться недоверие к себе, так сказать, «психологический шрам».
После первого же разговора с врачами Марк Семенович повторял мне каждый день: «Будешь целее, чем прежде!» А я не помню случая, чтобы он меня обманул. И, между прочим, через год, в Гамбурге, я стал чемпионом мира.
Марк Семенович... Уже пять лет я называю его по имени-отчеству. А до этого еще пять лет он был для меня просто Марком, товарищем по команде, учеником того же тренера – Д. А. Тышлера. Правда, товарищем старшим. И не только по возрасту (он на десять лет старше меня). Чемпион Олимпийских игр, мира, страны и прочая, и прочая... "Титулов у него хватает. Но не в них дело. Вы бы посмотрели на него в бою! Я впервые увидел его, еще когда был мальчишкой, на чемпионате мира в Москве. И сразу понял, что он интереснее всех. Хоть он там и не занял первого места.
И вот он стал тренером. Поначалу спорили мы с ним до бесконечности. А теперь не бывает дня, когда бы не шел у нас интересный диалог на фехтовальной дорожке. Каких только он не придумал для меня упражнений и приемов! И еще – я благодарен Марку Семеновичу за мой «звездный» час. Наверное, очень нескромно признаваться, что в глубине души чувствуешь себя в силах выиграть у любого? Конечно, если «то», если «это» и если повезет. Тогда, на чемпионате СССР в 1975 году, перед самой
Олимпиадой, все эти «если» помог мне разрешить он, мой тренер.
И сейчас ясно помню: Дворец культуры в Минске, бесконечные дожди... И слова тренера, которые обычно говорятся перед поединком и которые, к сожалению, часто тут же вылетают из головы. А тогда – запомнились. Я сказал тренеру, что никак не пойму, почему в полуфинале мне не удавались некоторые моменты боя. Очень раздражает, прямо бесит, когда чувствуешь, что ты в прекрасной форме, а все равно ничего не получается.
Мне явно изменяло чувство дистанции. Дорожка, как живая, то вдруг удлинялась, то укорачивалась... Марк Семенович послушал-послушал, стал в конце помоста (финалы обычно проходят на приподнятом от пола помосте), за задней границей, уже на пандусе, и говорит. «Беги на меня! Не бойся, я подхвачу, если споткнешься. Атакуй!» Так непривычно было пробегать запретные зоны! Ведь если атакуешь, а противник отходит к задней линии, ты знаешь, что бой будет остановлен. К этим линиям начинаешь относиться, как к непреодолимой преграде. А тут Марк Семенович говорит: «Можно!»
И вот ведь что оказалось: мне мешала именно «слишком хорошая» реакция на эту символическую преграду! Я прекращал атаку на долю секунды раньше, чем надо, и никак не мог понять этого. Понял Марк Семенович. Я выиграл тогда в финале все бои со счетом 5:1 или 5:2. А ведь там были и Назлымов, и Сидяк, и Винокуров.
Суметь «настроить» ученика – это тонкое дело. А вот наш общий с Ракитой тренер, воспитавший еще очень много спортсменов, «настраивал» целые команды! Про Давида Абрамовича Тышлера рассказывают легенды. Этот человек, мне кажется, о фехтовании знает все. И очень многое – о людях. Однажды автобус с командой саблистов, ехавших на соревнования во время Олимпийских игр в Мехико, застрял в уличной «пробке». Если бы ребята опоздали к началу, их отстранили бы. Запас времени еще был, но кто знал, когда автобус выберется из затора? А он выбрался из него через полтора часа. И когда открылась дверь, из машины вышли не издерганные ожиданием неврастеники с трясущимися руками, а хладнокровные бойцы, уверенно побеждавшие в тот день! Все полтора часа Тышлер что-то рассказывал им, не отпуская ни на минуту их внимания, не давая ребятам волноваться и глядеть на часы.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.