– В шесть так в шесть.
Корнилов протянул Осокину руку, чуть задержал его вялую руку в своей.
– Борис Дмитриевич! У вас есть время подумать. С вами произошло несчастье. Пока вы сделали все от вас зависящее, чтобы лишить себя смягчающих вину обстоятельств, чтобы несчастье стало серьезным уголовным преступлением. Не надо трусить, не надо увязать все глубже и глубже.
Осокин, не проронив ни слова, осторожно высвободил руку.
– Как только мы начнем проверку фактов, которые вы мне сейчас привели, вы... – Корнилов поморщился, подбирая слова помягче, – запутаетесь.
– Я не стану вам ничего отвечать. – В голосе Осокина появились упрямые нотки. – Вы меня подозреваете, вы и доказывайте. Я никого нигде не сбивал! И еще эти подозрения в нападении на свидетеля! Просто смешно. И страшно. За вас страшно – вы можете наделать непоправимых ошибок. А этот раненый свидетель?! Как он мог обо мне сказать, когда я никого не сбивал!
– Он про вас ничего не говорил. Он видел на шоссе сбитого насмерть мужчину и удаляющиеся белые «Жигули»...
Осокин напрягся и мертвенно побледнел.
– Но он не разглядел номер, – развел руками полковник.
– Какой же он свидетель! – крикнул Осокин. Корнилов вздохнул:
– Вы видите, я от вас ничего не скрываю. Не буду скрывать и того, что на бампере ваших «Жигулей» эксперты обнаружили четкие отпечатки пальцев сбитого человека.
...Когда на следующее утро сотрудники милиции во главе с Корниловым подъехали к дому Осокина, тот уже ждал их у подъезда. Погода была хмурая, с залива дул сильный ветер. То и дело начинал накрапывать дождь. Борис Дмитриевич был в плаще с высоко поднятым воротником. Выглядел он усталым и невыспавшимся.
Выходя из машины, Корнилов машинально поднял голову и посмотрел на окна четвертого этажа. В двух окнах рядом виднелись женские фигуры. Игорь Васильевич успел заметить, что одна из них совсем тоненькая, с пышной копной волос на голове. «Наверное, дочь, – подумал полковник. – А рядом – жена. Вот для кого трагедия».
Борис Дмитриевич сел за руль «Жигулей». Корнилов расположился рядом, а Коршунов и Лебедев – сзади.
– Поехали прямо к дому вашего друга, – махнул рукой полковник и, обернувшись к Коршунову, сказал: – И хронометраж оттуда начнем.
Город был еще пустой. Редкие машины, одинокие пешеходы. До Лахты они доехали за полчаса. Осокин вел машину хорошо – спокойно, без рывков, чувствовалось, что он опытный водитель. Но, как только миновали Ольгино, он съехал на обочину и остановил машину.
– Нет, – сказал он совсем тихо. Сказал скорее самому себе, а не спутникам. – Дальше я не поеду. Моя дочь права. Лучше пройти через все это и остаться самим собой.
«Вот так, – ревниво подумал Корнилов. – Не я, а дочь нашла к нему верный подход. – И сам себя успокоил: – Ну и прекрасно! Мы тоже не зря поработали. Через два часа ему бы все равно пришлось признаться. Но только что с его признания? Трупа-то нет!»
– Давайте немного отдохнем, – попросил Осокин, повернув бледное лицо к Корнилову.
Полковник кивнул. Он чувствовал, что Борис Дмитриевич вот-вот разрыдается.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.