– Тайком? – догадалась старуха. – Так чего ему таиться? Плату он мне за месяц вперед отдал?! Да ведь еще вчера вечером все было на месте...

Бугаев прошелся по комнате, заглянул в открытый шкаф. Всюду было пусто. Только обрывки газет, куски проволоки... «Фантастика, – подумал Семен. – Если это тот самый дядя, то, значит, он остался жив. Но почему тайком?»

Следующие два часа, проведенные в доме Блошкиной, словесный портрет постояльца, нарисованный Зинаидой Васильевной, а главное, упоминание ею о маленьком потертом чемоданчике с инструментами, в который она однажды из любопытства заглянула, с неоспоримостью свидетельствовали о том, что бабкин постоялец и сбитый на шоссе мужчина – одно и то же лицо.

Блошкина больше не падала в обморок, не капала себе капли. Почувствовав, что дело серьезное и от нее многое зависит, Зинаида Васильевна старалась рассказать все, что знала.

Николай Алексеевич появился у нее в доме в июне. В какой день, Блошкина точно не помнила. Зато помнила, что постоялец заплатил за весь месяц. Показал он ей свой паспорт, и Блошкина занесла в свою домовую книгу все данные из этого паспорта.

– А как же? – сказала она. – Вдруг у него и денег нет? Поживет неделю – и ищи ветра в поле. Такие у меня тоже бывали, а так он знает, что оприходован.

Блошкина так и сказала: «оприходован». Но вспомнить, что за данные о Николае Алексеевиче она вписала в книгу, старуха не смогла. И фамилию не вспомнила. Постоялец рассказал ей, что работал на Севере, теперь решил обосноваться в Ленинградской области, поближе к городу. «Куплю домик, привезу семью», – говорил он. Человек был спокойный, пил в меру. Раза два-три отсутствовал по неделе. Приезжали к нему и знакомые. Но только мужчины. Женщин в дом не водил, но однажды Блошкина видела Николая Алексеевича выходящим из ресторана «Олень» с молодой девицей. Зинаида 'Васильевна девицу эту знала, потому что каждый месяц получала из ее рук в сберкассе пенсию.

Бугаев поинтересовался друзьями постояльца.

– Серьезные люди, – сказала Блошкина. – Только помоложе, чем Николай Алексеевич. И знаете... – Она помолчала, словно пыталась поточнее воскресить их в своей памяти. – Другого круга люди. Николай-то Алексеевич – простой мужик. Да и сероват. А эти нет! И одеты модно.

«А ведь бабка умненькая, – думал Бугаев, приглядываясь к Блошкиной. – Разговорилась – теперь и на профессоршу похожа. А ведь как опростилась со своим хозяйством. Прямо шут гороховый».

Криминалист, вызванный майором из управления, взял, где только было можно, отпечатки пальцев, а сам Бугаев, увидев у Блошкиной в углу на веранде большую сетку с пустыми бутылками, поинтересовался, нет ли там принадлежащих Николаю Алексеевичу.

Оказалось, что три большие бутылки из-под портвейна старуха взяла из его комнаты.

Водку же пила Тоська со своим кавалером и тихая Варя Терехова, продавщица из гастронома. Нужные бутылки были осторожно изъяты из сетки и бережно упакованы.

Пока Бугаев занимался всеми этими делами, участковый вышел в сад и подсел к старичку пенсионеру Дмитрию Николаевичу, читавшему потрепанную книгу. Но ничего путного из этой беседы не получилось. Дмитрий Николаевич недавно пережил инсульт, говорил с трудом, с большими паузами и почему-то с неохотой.

Уже на следующее утро из дактилоскопического хранилища сообщили, что среди многих других «пальчиков», обнаруженных на бутылках и принадлежащих неизвестным лицам, есть отпечатки пальцев Льва Александровича Котлукова, по кличке «Бур», много раз судимого за ограбления и в июне нынешнего года вышедшего из колонии и направленного на административное поселение в Архангельскую область.

Свою кличку Котлуков получил за редкое в наши дни умение вскрывать сейфы.

7

Осокин пережидал в лесу до полудня. Его то трясло, било мелкой дрожью от озноба, то бросало в жар и начинало нещадно колотиться сердце. Он пугался, считал пульс и пугался еще больше. Ему казалось, что сердце сейчас не выдержит, произойдет непоправимое. И здесь, з лесу, вдали от людей, ему никто не поможет. Потом он достал из сумки бутылку коньяка, сделал несколько больших глотков прямо из горлышка. Сидел на заднем сиденье расслабившись, безучастно глядя на большого дятла, долбившего сухую елку рядом с машиной. Ну и что? Ну и что? – думал он вяло. И в тюрьме люди живут. Большой срок мне не дадут, все-таки человек с незапятнанной репутацией, известный в своем кругу. Возьму хорошего адвоката. Будут общественные защитники... Нет, нет! Будет правильнее пойти самому в милицию, – остановил себя Осокин. Нечего паниковать. Самое большее, что мне предъявят, – -оставил человека без помощи. Да ведь и в милиции люди, поймут, что от испуга перестал соображать. А пришел в себя и сам явился. Сам! Он все больше и больше успокаивался. Даже если и судить будут?! Совсем не обязательно, что в тюрьму посадят. Сейчас на стройки посылают. Как это у них там называется... Осокин наморщил лоб, вспоминая. Условно-досрочное освобождение... А могут присудить платить по месту службы... И тут его словно током ударило: он почувствовал, как все тело покрылось испариной. Зимой у него защита! Защита на соискание ученой степени доктора экономических наук. Соискатель – условно-досрочно освобожденный Борис Дмитриевич Осокин? Абракадабра! А представление на заслуженного работника культуры, которое послали в исполком? Тоже псу под хвост? Он вздохнул.

Дятел, теперь совсем обнаглев, долбил елку, спустившись вниз; протяни руку из машины – можно достать. Яркий, гладенький, перышко к перышку, словно маслом смазаны, дятел показался Осокину не ко времени праздничным и самодовольным.

Аленке на будущий год в консерваторию поступать! – с тоской подумал Осокин. Это значит, уже сейчас надо начинать суетиться. И чтобы школу с медалью окончила – тут без меня ничего не сдвинется. Знаю я их школу: у кого из родителей весу да амбиции больше, у того и медаль в кармане. В крайнем случае аттестат с отличием... А консерватория? Будет со мной декан Геня Павлов после суда разговаривать? Чушь собачья! Ой, как не ко времени – почти простонал Осокин. Как не ко времени! А может быть, тот мужик живой? Это я с перепугу решил, что насмерть? Может, жив? Да вины-то моей нет – выскочил прямо под машину. А где свидетели? Кто поверит? И тут он горько пожалел о том, что удрал. Трус, трус! – твердил Борис Дмитриевич. Твердил не со злостью, не с горечью, а с сожалением, словно бы смотрел на себя со стороны. Словно бы думал о каком-то близком ему человеке, которого он не в силах ни осудить до конца, ни простить, а лишь сожалеет о его беде. Рано или поздно все равно попадусь, – думал он. Начнут искать… Борис Дмитриевич стал вспоминать, кто мог его видеть. В Солнечном, около отделения ГАИ, никого не, было. В Лисьем Носу ехало сразу машин двадцать – целая колонна. Но все равно будут искать машину с вмятиной на радиаторе. Пойдут на станции техобслуживания, проверят мастерские... Если бы я мог отремонтировать сам! – подумал он с сожалением. Надо отыскать мастера-частника. Какого-нибудь умельца. Машину оставить в гараже на даче, пускай он на даче и отремонтирует. Но тут же Борис Дмитриевич отверг эту мысль. Милиция тоже не лыком шита, знает, что виновник на СТО не сунется, будет искать умельца. А что я скажу дома? Соседям? Друзьям? Наехал на дерево? Тогда почему не иду в ГАИ, не получаю страховку? Он вдруг насторожился. Что-то в этой тягучей череде невеселых рассуждений царапнуло его сознание. Какой-то лучик надежды блеснул. Наехал на дерево... А почему, собственно, и не наехать? И не надо будет бояться объяснений, тайно ремонтировать машину. Осокин воодушевился. Наехать на дерево – так просто. Даже подставить себе синяк или шишку на лбу. Легкая улыбка мелькнула на его лице. Жаль машину? А себя не жаль? Мудро, мудро, Боря! – похвалил он себя. Даже выпитый коньяк здесь на пользу. Да, выпил! Кстати, надо хлебнуть еще! За ваше здоровье, Борис Дмитриевич. Такая идея! Он глотнул большую порцию. Пусть проверяют, пусть лишают на год прав. Я и так теперь долго не смогу сесть за руль. Только зачем же об дерево? Мысль его лихорадочно пульсировала. В лесу, недалеко от того места? Без свидетелей? Надо на виду у всех, в городе! Стукнуть другую машину! Не рассчитал, не предусмотрел! А этот, другой водитель? Он что, сумасшедший! Так резко затормозил у светофора! Всегда виноват тот, кто сзади? Виноват, но тот, кто впереди, тоже не должен лихачить! Ссора, ГАИ, акт. Неосторожно ездите, товарищ Осокин! Может быть, проверить на алкоголь? Пожалуйста! Не страшно, не страшно! Какая мелочь – лишение прав! А может, обойтись и без этого? Сколько я выпил? Три глотка? Смешно. Осокин ликовал. Он чувствовал себя заново родившимся.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 12
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.