Готовый процентов на сорок своих возможностей, Сабонис, что было наглядно продемонстрировано, разрушил своим внезапным появлением все, что было создано командой без него. И оттого в раздевалке стояла гнетущая тишина. А за дверью притаилась несметная толпа журналистов, которым не терпелось узнать у Гомельского, сколько же очков проиграет его беспомощная команда американцам, если больше нигде не оступится и выйдет на них в полуфинале. «Когда мы выиграем „золото", эта стартовая неудача забудется. Лучшая в мире команда, моя команда, имеет право лишь на одну плохую игру». Ощетинившаяся диктофонами толпа переглянулась. Стоявший на пороге человек то ли видел все глубже их, то ли попросту откровенно издевался над ними. Первая неделя Игр настраивала, увы, на второе. «Лучшие в мире» действовали как-то разобщенно и неуверенно, не блистал и Сабонис. Правда, видно было, что он по-хорошему «завелся», но и только. И усилия тренера психологически настроить своих подопечных внешне не давали ровным счетом никаких результатов. Легендарный матч 1972 года, единственный, в котором нашим удалось за все время участия в Олимпиадах обыграть американцев, грозил остаться неповторимым. Все шло к тому, что великий тренер останется в спортивной истории великим олимпийским неудачником. А ведь он столько лет упрямо шел навстречу этой победе, навстречу своей мечте...

— Я просил, требовал, умолял их выдать один матч так, как они умеют. Всего один, но с американцами. Я убеждал их, что больше в жизни такой игры ни у одного из них не будет, и если сегодня уступить, то можно считать зря потраченными годы и годы. Что никакие они тогда не мастера, а жалкие подмастерья. Что им стыдно будет смотреть в глаза всем, кого бы они ни встретили. Я рассказывал им, как живут во мне предыдущие победы и поражения, какова она, незаживающая боль неудачи. Я убеждал их в невозможности проигрыша и не казался сам себе фантазером. Я ведь видел, что Сабониса они уже «вспомнили» и что к своим лучшим матчам готовы. Но это должны были быть победные матчи. Я не мог проиграть эту Олимпиаду, никак не мог!

И тренер «уговорил» их выиграть. Он стоял у края площадки, скрестив на груди руки, неузнаваемо невозмутимый, и, казалось, просто, как зритель, наблюдал за игрой. Все слова были сказаны, вся работа проделана, все жертвы принесены. Оставалось только получить сторицей. И он стоял и смотрел, как они это делали. Он научил их выигрывать.

— Мы просто выстрелили вовремя. Ни раньше, ни позже. Неожиданно? Пожалуй. Для тех, кто не верил в меня и мою команду. Подумаешь, со старта не заладилось. Важен-то финиш. И для того чтобы быть на нем первым, надо очень и очень верить в успех. Он любит упрямых.

Таким же хладнокровным предстал он и в финале, в матче, к которому шел всю жизнь. И ничто не могло уже выбить его из колеи. Он верил, чувствовал, знал, что свою жар-птицу они уже не упустят. А югославский тренер Душан Ивкович, делавший ему на первых минутах матча, когда его команда повела в счете, иронические замечания на весь зал, казался «папе» попросту мальчишкой. Неужели он не видит, что сейчас все развернется в другую сторону, неужели не чувствует, чем все закончится? Такие матчи им, Гомельским, не проигрываются.

Он стоял и по сердцу отсчитывал все сорок минут игры. А когда она, наконец, кончилась, аккуратно снял очки, бережно упрятал их в футляр и заплакал.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.