Мои друзья генуэзцы

Это особенно чувствуешь, когда читаешь стихи Бини, сборник которых в переводах наших поэтов вышел в Москве в 1964 году. Как два потока, сливаются в нем в одну реку интернациональной дружбы две темы - итальянская и советская.

Для человека цельного и сильного характера все стороны его деятельности, как бы разнообразны они ни были, всегда нерасторжимо связаны в один тугой узел. Бини-поэт неотделим от Бини - политического деятеля, от Бини-партизана. «Стихи, живущие как действие и как слово» - так удачно характеризовал поэзию Бини автор предисловия к итальянскому изданию его сборника Франческо Флора.

Маленькая книга стихов полна этого действия - в ней кипит живой дух партизанской антифашистской борьбы в Лигурийских горах, в ней звучит гулкое эхо перестрелки на горных дорогах, в ней громко бьются сильные, храбрые сердца тех, кто пал в этих боях: и мальчика - партизанского связного, исчезнувшего в гестаповских застенках, и семи братьев Черви, и русского гарибальдийца, тогда еще безвестного Федора, который потом, спустя много лет, стал Героем Советского Союза Федором Полетаевым. Даже в переводах чувствуется этот накал благородной борьбы, эта боевая атмосфера партизанских будней, которой дышит поэзия Бини. И размеры и ритмы этих стихов, свободные, порой переходящие в почти разговорную речь, удачно подчеркивают их содержание, широкое и разнообразное, как жизнь. И не только не нарушают, но даже укрепляют единство темы «стихи о дружбе» - о Москве, о Красной площади, о советских друзьях. Человек, любящий жизнь, людей, не может не быть гражданином мира в лучшем смысле этого слова. А для Бини наша страна не только место, где его вырвали из лап смерти, где он нашел хороших друзей, но и живое воплощение той великой идеи, которой он, как коммунист, посвятил всего себя.

В тот первый вечер нашего знакомства в Москве Бини вручил мне три или четыре письма к своим друзьям в Геную. И на всех конвертах стояли четыре буквы - «АНПИ».

«АНПИ» - это сокращенное обозначение национальной ассоциации партизан Италии - товарищества бывших участников Сопротивления. Центр ее находится в Риме, а во всех крупных городах есть провинциальные отделения ассоциации.

В Генуе маленькая табличка, где на трех цветах национального флага Италии выведены эти четыре буквы, скромно приютилась над подъездом многоэтажного старого дома в узкой торговой улочке Сан Лоренцо, неподалеку от центральной площади. Три комнаты ассоциации на втором этаже обставлены в истинно спартанском духе: несколько видавших виды столов и стульев, старые шкафы с бумагами и книгами - вот, пожалуй, и весь конторский инвентарь. Сразу чувствуется, что «АНПИ» - далеко не капиталистическое предприятие.

Но если ассоциация бедна деньгами, она зато богата людьми - интересными, мужественными, благородными в самом высоком смысле этого слова. В этих трех комнатах, обставленных с партизанской непритязательностью, каждый день собираются люди самых разных профессий и состояний - от мелкого предпринимателя до портового грузчика, от крупного адвоката до крестьянина из горной деревушки - люди, которых на всю жизнь прочно сдружило самое сильное в мире братство - братство товарищей по оружию, прошедших сквозь испытания тяжкой и долгой войны.

Тут встретишь представителей большинства партий - и демохристианина, и либерала, и социалиста, и просто беспартийного. Но больше всего среди этих ветеранов коммунистов, потому что в годы борьбы они были самыми активными и мужественными борцами Сопротивления.

Как мы, советские фронтовики, собираясь вместе, тотчас же начинаем вспоминать трудные, но бесконечно дорогие для нас боевые дни, так и генуэзские партизаны, едва встретившись, говорят друг другу: «А помнишь?» И снова переживают свои победы и поражения, хохочут над забавными случаями из партизанского быта и становятся печальными, называя тех, кто сейчас остался только в их памяти. У них свои словечки, свои шутки, понятные только им, свой особый стиль обращения друг с другом - грубовато-простой, но сердечно-теплый, с обязательным «ты». И зовут они один другого не по имени или фамилии, а партизанской кличкой, так называемым «номе ди батталья» (боевое имя), которое нередко звучит весьма пышно - Тигр, Молния, Красный.

Руководителя генуэзских партизан, секретаря Лигурийской «АНПИ», товарищи называют просто Грегорио. Это - боевое имя коммуниста Джорджо Джимелли. Он еще не старый человек, с ладной, плотной и стройной фигурой, в которой по-спортивному нет ничего лишнего. И кажется, что и характер его такой же ладный и стройный, без всякой дряблости, сомнений и колебаний, без какого бы то ни было жирка апатии или самодовольства. От Джимелли веет удивительным прямодушием, необычайно собранной, веселой и целеустремленной энергией, в нем чувствуешь человека с ясной, чистой совестью, который давно для себя уяснил, зачем он живет на земле и как ему следует жить. Это один из тех солдат боевой гвардии итальянских коммунистов, что беззаветно и безраздельно отдали себя своей партии и своему народу. Они в решительный момент готовы идти и в тюрьму и на смерть, а в обычное время нередко оставляют выгодное, денежное место, любимую работу по специальности, чтобы по первому зову занять малооплачиваемую должность партийного функционера или руководителя в одной из прогрессивных организаций, должность, не сулящую ничего, кроме трудных хлопот, полицейских преследований, и обрекающую этого человека и его семью на более чем скромное существование.

Джорджо Джимелли - один из вожаков Лигурийских партизан, человек, показавший себя истинным храбрецом в дни войны. Его как партизанского командира хорошо знают и генуэзцы и жители горных деревень. А в памятных июньских событиях 1960 года он еще раз подтвердил свою репутацию смельчака, не теряющего хладнокровия в самые опасные минуты.

Это именно он в критический момент 30 июня, когда на площади разгорелось сражение между полицией и демонстрантами, вскочил на крышу полицейского автомобиля, окруженного бушующей, разъяренной толпой, и обратился с речью к народу. И твердых, спокойных слов прославленного партизана оказалось достаточно, чтобы успокоить сотни и тысячи людей, доведенных до бешенства кровавой провокацией полиции.

Теперь он рассказывает об этом с веселым смехом, как о забавном пустяке, словно и в самом деле легко было встать в рост наверху машины, когда над площадью раздавались автоматные очереди, градом летели булыжники, клубились облака слезоточивого газа, будто так просто было прекратить ожесточенную, стихийно начавшуюся битву. Впрочем, этот человек привык обо всем говорить шутливо. Он неизменно бодр, весел, и только раз я видел, как опечалилось его лицо. Грегорио сказал, что давно хочет побывать в Советском Союзе и уже несколько раз получал приглашения, но его не пускают - правительство не дает визы на выезд из страны.

Ему, Грегорио, я обязан знакомством с Саэттой - бывшим командиром партизанской дивизии в горах Лигурии, народным героем, которого знают по всей стране.

Но в тот первый вечер моего пребывания в Генуе шефство надо мной взял другой партизан - Франческо Капурро, который с гордостью носит свое боевое прозвище - Россо (Красный).

Красному тогда еще не было пятидесяти лет, но выглядел он значительно старше. Это большой, грузный, сильно прихрамывающий человек, с полным, одутловатым и необычайно выразительным лицом. У него живые, горячие глаза, которые всегда принимают самое активное участие в разговоре, весьма красноречивая мимика и типично итальянские жесты. Мне он казался словно сошедшим с экрана героем какого-нибудь итальянского неореалистического фильма, и я говорил ему, что он избежал карьеры киноактера только потому, что ни разу не попался на глаза Де Сантису или Де Сика - знаменитым кинорежиссерам Италии.

Биография Франческо Капурро стоит того, чтобы о ней рассказать. Рабочий-каменщик, а потом шофер, он в годы войны оказался в той злосчастной армии, которую Муссолини погнал на далекий русский фронт в помощь своему союзнику Гитлеру. Как и большинство итальянских солдат, Франческо отнюдь не был настроен воинственно, вовсе не хотел завоевывать чужие земли и с искренним сочувствием относился к советским людям, обездоленным и разоренным войной и оккупантами. Он даже научился немного говорить по-русски. Помню, однажды он с уморительным акцентом спел мне на мотив нашей «Катюши» составленную из забавной смеси русских и украинских слов песенку, которую тогда распевали итальянские солдаты:

Я нэ знаю, я нэ панымаю. Пачэму и - итальянски вор? Забрали яйки, забрали курица, Забрали корова. - мнэ нэма ничо!

Как известно, итальянская армия в России была наголову разбита советскими войсками на Верхнем Дону зимой 1942/43 года, в дни великой Сталинградской битвы. К его счастью, Франческо Капурро не остался лежать в снежных донских полях и не попал в плен, а сумел вернуться домой, в Италию. Из России, как и многие его товарищи, он возвратился убежденным коммунистом. И когда в 1943 году гитлеровцы оккупировали Италию, пытаясь заставить ее по-прежнему воевать на своей стороне, он, как сотни и тысячи других патриотов, оставил семью, взял в руки оружие и ушел в горы партизанить.

Он участвовал во многих боях, показал себя смелым и решительным борцом Сопротивления, а потом, во время очередной карательной операции немцев, попал с группой товарищей во вражеский плен и... был расстрелян. Да, именно так - был по всем правилам эсэсовских палачей поставлен вместе с друзьями к стенке и расстрелян из автоматов. Пять пуль попали в него - одна из них в голову, другая - в грудь. Он упал, но ещё не потерял сознания и притворился мертвым. Однако эсэсовский офицер, командовавший расстрелом, видимо, был опытным палачом. Осматривая трупы, он понял, что этот партизан, может быть, жив, и постарался добить его ударом автомата по голове.