Мои друзья генуэзцы

Но город затаился в напряженном ожидании. Люди готовы были бороться до конца. На некоторых улицах появились баррикады. Рассказывают, что в эти дни в одной войсковой части, из тех, что были стянуты правительством к Генуе, пропали... пять танков. Они просто исчезли невесть куда, и военные сбились с ног, разыскивая машины. Их так и не удалось тогда найти, и лишь спустя несколько дней, когда все было кончено, кто-то позвонил в штаб по телефону и сказал: «Теперь вы можете взять свои танки; они спрятаны там-то и там-то в горах».

Словом, в Генуе назревали грозные события. Но борьба генуэзцев уже была подхвачена по всей Италии. Народ с негодованием узнал о кровавой провокации тридцатого июня. Стачки, демонстрации начались во многих городах, кое-где даже произошли кровопролитные столкновения с полицией.

Забурлила вся страна, и правительство должно было пойти на попятный..1 июля ночью полицейский префект Генуи позвонил руководителям прогрессивных организаций города и попросил прекратить борьбу. «Съезда не будет», - сообщил он. Народ с ликованием встретил эту весть, «делегаты» поспешно бежали из Генуи.

Но события эти имели далеко идущие политические последствия. Правительство Томброни, окончательно разоблаченное как пособник фашистов, было полностью дискредитировано. Несколько дней спустя оно ушло в отставку.

Это была великолепная победа над реакцией, и генуэзцы справедливо могли гордиться. В эти дни кто-то неизвестный хорошо выразил чувства своих сограждан, положив у «Сакрарио» самодельный плакат с надписью: «Герои Сопротивления, Генуя достойна вас!»

Таков этот город, гордый и непреклонный, таковы его люди - борцы и герои.

Впрочем, с первым генуэзцем мне довелось встретиться еще задолго до того, как я попал в Италию. Эта встреча произошла в Москве, в одном из больших жилых домов на Новослободской улице.

Кто-то из моих друзей, узнав, что мне предстоит поездка в Италию, порекомендовал мне встретиться с видным итальянским партизаном, коммунистом, журналистом и поэтом Бини, который вот уже несколько лет лечился в Москве от тяжелой болезни. Нас познакомили сначала по телефону, а потом я поехал к нему.

Мне открыл дверь худой, изможденный человек с остроконечной бородкой, чем-то напоминающий не то Христа, не то Дон-Кихота. Но стоило нам начать разговор, и я сразу почувствовал, какие удивительные жизненные силы таятся в этом слабом, измученном болезнью теле. Под крутым, выпуклым лбом глаза этого человека загорались, словно прожекторы. То был свет сильного и ясного ума, свет такой стремительной и полной жизни, что для меня после этой встречи, как, впрочем, и для всех друзей Бини, ни на минуту не возникал вопрос, кто останется победителем в опасном единоборстве - Бини или его болезнь. И когда он победил, никто из знавших его не удивился: это было вполне естественно.

Его никогда не зовут по имени и фамилии, доставшимся от родителей, - Джованни Сербандини. Впрочем, теперь его именуют так в официальных документах итальянского парламента, депутатом которого он стал года два назад. А все друзья и знакомые - и в Италии и у нас, в Советском Союзе, - знают его как Бини. Это и партийная кличка коммуниста, и партизанское боевое прозвище, и литературный псевдоним газетчика и поэта, и имя человека удивительной биографии и великолепных душевных качеств.

Не для одного меня, но и для многих советских друзей Бини его образ стал воплощением лучших свойств характера итальянского коммуниста-борца из той боевой и вечно молодой гвардии, которую создали Антонио Грамши и Пальмиро Тольятти.

Внутреннее благородство, искренность и чистота, высокое чувство долга, самоотверженность в жизни и работе, кипучая, неиссякаемая энергия и покоряющее человеческое обаяние-все эти бесспорные качества Бини делают его превосходным представителем своего народа и своей партии.

Политический деятель и журналист - бывший редактор «Униты» в Генуе - Бини испытал до войны и полицейские преследования и фашистскую тюрьму. В славные годы Сопротивления он стал партизаном в своей родной Лигурии, делил с товарищами их лесную, полную невзгод жизнь, участвовал в боях, писал стихи, редактировал подпольную газету и с честью прошел до конца по этому трудному пути. Недаром на акте капитуляции немецкого гарнизона, который сейчас висит под стеклом в кабинете мэра города, среди подписей партизанских руководителей есть и подпись Бини.

А потом, после войны, тяжелый недуг одолел его, и тогда он оказался среди нас, в Москве, где за него начали упорную борьбу наши врачи. Надо сказать, в борьбе с этой болезнью они имели замечательного помощника и союзника - самого Бини. Полнота жизненных сил, мощный запас душевной энергии этого человека, без сомнения, сыграли не последнюю роль в его выздоровлении.

Он поправился и уехал в Италию через два года после нашего первого свидания. И вот мы встретились с ним снова зимой 1964 года в Риме. Как радостно было увидеть, что благодатный итальянский климат с успехом довершает большую работу московских врачей! Бини снова здоров, снова полон не только моральных, но и физических сил, хоть и расходует он их, как всегда, широко и щедро, забывая о себе ради других.

Думаю, что здесь есть и еще один целитель. Бини принадлежит к тем людям, для которых их работа - лучшее лекарство, и чем больше отдаются они своему делу, тем лучше чувствуют себя. Эти люди, как космические ракеты нашего века: сильнее взрыв - стремительнее полет. А Бини действительно как бы находится все время в самом стремительном полете. В Риме у него большая работа в парламенте, в его комиссиях, постоянные депутатские выезды в другие провинции. В Генуе, где живут его избиратели, где его знает чуть ли не каждый, - работа в федерации компартии, встречи в партийных секциях, беседы с рабочими на предприятиях, дела во всевозможных общественных организациях. И при этом постоянное недовольство самим собой, мысль о том, что сделано слишком мало, что нет времени заняться любимой историей Сопротивления (не кабинетным исследованием, а живой воспитательной работой в массах, на горячем материале незабываемой партизанской борьбы), что некогда писать стихи.

Впрочем, депутатские обязанности он выполняет истово, со всем жаром его горячей натуры. Но это лишь потому, что в парламент его послала партия, дела которой всегда были главным содержанием его жизни, и, наверно, потому, что привык всякую работу выполнять, отдаваясь ей полностью, до конца. Само же по себе почетное звание депутата вовсе не прельщает его. И он забавно сердится, когда я шутя называю его «опореволе» (достопочтенный) - уважительным эпитетом, который в итальянской прессе всегда сопровождает имя депутата парламента. В устах друзей-коммунистов это обращение звучит для Бини так же, как, скажем, для советского генерала «ваше превосходительство», услышанное от соотечественника.

Человек большого личного обаяния, веселый, общительный, жизнерадостный, Бини приобрел в Москве множество друзей, окруживших его заботой и вниманием. И он и его близкие уже хорошо говорили по-русски, сын стал студентом столичного университета, дочь училась в московской школе, жизнь и быт семьи были достаточно благоустроенными. И все же в годы его болезни, пожалуй, самым нелегким испытанием для Бини оказалась необходимость жить вдали от родины. Он привык чувствовать себя в гуще политической жизни страны, своей партии, как бы все время держать руку на пульсе родной рабочей Генуи, где едва ли не каждый докер или металлург знал его в лицо. Пусть и здесь, в Москве, он писал статьи и стихи, которые печатались на страницах итальянских газет, все же теперь приходилось лишь издали следить за событиями в Италии, и невозможность быть и работать там постоянно тяготила его.

Видно, поэтому его небольшая двухкомнатная московская квартира производила впечатление как бы временного бивака. Она была скромно и аккуратно обставлена, и семья Бини жила тут уже много лет, но, попадая сюда, вы невольно чувствовали, что это жилье не навсегда и даже не надолго, И все разговоры в этой квартире всегда неизбежно обращались к Италии, к Генуе, куда всеми своими помыслами стремился хозяин.

Зато теперь, когда Бини вернулся на родину, он не перестает думать о Москве, о московских друзьях. Как жадно расспрашивает он каждого. кто приезжает из Советского Союза, как мечтает снова побывать у нас - приехать хотя бы на несколько дней! Теперь у него как бы две родины, две дорогих его сердцу страны.