Дорога к Зевсу

- О чем вы говорили? Он спрашивал тебя еще о чем - нибудь? Не торопись, сынок, получше припомни!

Собственный палец, все еще болтающийся перед носом, начинает раздражать меня, и я убираю его.

- Я заснул, господин советник. Так уж вышло. Очень устал и заснул. А когда мы приехали, бригаденфюрер сказал, чтобы я завтра явился к нему. Он, дескать, все проверит и сделает, как надо.

«Завтра». По крайней мере сутки Одиссей будет в безопасности. Цоллер ничего не предпримет до новой встречи Лемана с Варбургом. Я слушаю себя как бы со стороны и пока не вижу промахов. Вряд ли у советника есть основания для недовольства. Леман, как он и рассчитывал, сунулся в Бернбург, но в последнюю минуту струсил и представил Варбургу дело так, словно хлопочет о пособии. Помянутое как бы между прочим имя Фогеля оказалось лакмусовой бумажкой - бригаденфюрер дал реакцию; немного не ту, которую предвидел Цоллер, но все же характерную, позволяющую делать вывод, что Варбург опасается всего, что связано с разжалованным штурмфюрером. Стал бы он в противном случае возиться с Лиманом, предлагать помощь, ехать в Галле и Берлин и, наконец, приглашать к себе, обещая все уладить?

- Господин советник не сердится?

- Что? Извини, сынок, я немного задумался. Нет, не сержусь. Ты, конечно, не должен был ехать туда, не сказав мне, но раз все так сложилось, то будем считать, что ты победил. А победителей не судят, согласен, сынок?

- Еще бы! - говорю я горячо. - Господину советнику...

- Ладно, сынок... Вот что - как, по - твоему, Фогель не врал?

Я решительно мотаю головой.

- Чистая правда! Позволю заметить: я думаю, что бригаденфюрер и точно столкнулся с теми... Иначе чего ради он нянчился бы со мной?

Лоб Цоллера разглаживается; возле глаз появляются тонкие морщинки. Он улыбается, и улыбка эта, насколько я могу понять, не предвещает Варбургу ничего хорошего.

- Все правильно, сынок. Не думай, что я сержусь. Только давай договоримся: впредь ни шагу без моего ведома. Я не шучу!

- Куда как понятно!

- Вот и славно. Ты согрелся?

- Да, - бормочу я, чувствуя, что шнапс сделал свое дело.

Мне тепло и мягко на пружинных подушках БМВ; мысли сосредоточиваются только на этом ощущении, отказываясь давать местечко Варбургу, Цоллеру, будущему. Главное, все обошлось. На этот раз обошлось.

- Куда отвезти тебя, сынок?

- Все равно...

- Ладно, - говорит Цоллер и грузно ворочается на сиденье; огромные ручищи его впиваются в баранку. - Поедем, перекусим в одном местечке. Я угощаю... Ты любишь сосиски, сынок?

Как это писала Комати? «Има ва таре»?