- А ты был в отпуске?
- В Бернбурге! - бухаю я и смеюсь, качаю пальцем перед собственным носом: шалишь, мол, не так - то я прост!
Цоллер подводит машину к тротуару, опускает ручной тормоз и поворачивается ко мне. Под сползшими вниз бровями совсем не видно глаз.
- Вон оно как? Что ты там делал, сынок?
Меня начинает развозить, и, сбиваясь, я повествую о поездке к Варбургу... Има ва таре?.. Вполне свободно может кончиться так, что с Клейнертрассе мы проследуем прямо в гестапо. Все зависит от того, насколько убедительно я докажу Цоллеру, что действовал ему на пользу. Толкая Лемана в Бернбург, советник вряд ли рассчитывал на его возвращение; благополучный приезд в Берлин да плюс ночная гонка по маршруту Бернбург - Галле - Бернбург - Потсдам - Берлин - тема для раздумий и выводов. Цоллер слушает, не вставляя ни слова, и я почти физически чувствую, как в голове советника одна за другой проносятся мысли: врет, не врет, вступил в сделку с Варбургом; да нет, не похоже - нужен бригаденфюреру этот дурак; а все - таки...
- Ты говоришь, вы ездили в Галле, сынок? А зачем?
- Я так попросил. Соврал, что у меня там тетка, а когда приехали, сказал, что передумал, слишком, дескать, поздно, и попросил отвезти в Берлин.
- И он тебя не выбросил по дороге, этакого нахала?
- Вот - вот... Это - то и странно, не так ли, господин советник? Я и сам тут все смекаю, но не очень, чтобы догадаться, как оно есть... Я ведь ему и не сказал ничего особенного, а он ко мне, как к младшему брату. Знаете, как он заявил, все эсэсовцы - братья, и я тебе помогу. Это в смысле - получить пенсию. В первый раз вижу, чтобы генерал и унтер - офицер так разговаривали...
Цоллер ногтем мизинца скребет лоб.
- Постой, сынок. Вернись к началу. Ты вошел, и горничная сказала, чтобы ты ждал. Где?
- В передней. Я же говорил.
- Если будет надо, сто раз повторишь! Продолжай.
Я обидчиво подбираю губы. И что я такого сделал, чтобы со мной разговаривали тоном приказа. Франц Леман знает свой долг и исполняет его не хуже других.
- Ну! - поторапливает Цоллер.
- А что - ну? - говорю я. - Сидел в передней, и все. А потом меня позвали. Здоровенный такой парень по имени Руди.
- Что ты сказал бригаденфюреру?
- В том - то и дело, что ничего особенного. Сказал, что помню его по Франции, когда стоял в охране. Потом показал руку и объяснил, что не могу получить пенсию, потому что каких - то бумаг нет в архиве. Он спросил: все? Я посмотрел на него - вот так, прямо - и говорю, что ни за что бы не посмел обратиться, если б не слышал от своего товарища, от Фогеля то есть, что бригаден - фюрер очень сердечный и отзывчивый. Вот тут и началось...
- Что? Выкладывай, сынок! Что началось?
- Удивительное, господин советник. Он сказал мне: садись - и стал расспрашивать, где и когда я служил во Франции и долго ли дружил с Фогелем. Потом пообещал помочь выправить бумаги и предложил отвезти, куда мне надо, если я спешу. Я соврал про Галле, и бригаденфюрер приказал Руди приготовить машину. Я все думал, он здорово рассерчает, когда я скажу, что тетка спит, но он и не подумал сердиться. Сказал, что это ничего, и повез меня в Берлин.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.