- Вчера, значит, встречаю его. Вид, как у повешенного. Говорит, на Север подаюсь...
- На Север?! - крикнула Юлька. И тут же взяла себя в руки. - Ну, что ж... На Север так на Север.
- Может, поедем? - спросил Петрович, кивнув на такси. - Нет. Ни за что! Ни к чему это...
- Может, и верно... Эх, мать честная... Ребята вы, ребята... Что ж вы делаете, а? Жить-то ведь надо хорошо! А, дочка?
Юлька побежала от Петровича, глотая комок в горле, а он еще что-то кричал ей вслед, показывая на свое такси.
Ни в какую «читалку» она теперь вечерами не ходила, сидела в комнате, в общежитии - ждала: вот Лешка придет. Попрощаться, слово сказать.
Не пришел.
Уехал.
Когда она вошла в опустевшую их квартиру - записку на кухне увидела. «Завербовался я. Может, еще напишу...»
Юлька проплакала всю ночь. Водой отпаивала себя и снова плакала. Она жалела Лешку, себя и все, что было у них, чего не было и что могло еще быть. А может, она не права? Может, она безответственная? Бесчувственная?
Если Лешка в чем и виноват, то и она не безвинна! Юлька хотела девчоночку, а Лешка - сына. Но он так говорил: «Ладно, Юль, учебу тебе ломать не будем. Погодим?» Юлька пожимала плечами, а Лешка ее целовал. Он все готов был для нее сделать - все... А однажды сказал в тихую их минуту: «Где б я еще нашел такую?»
Юлька заснула под утро, впервые за всю жизнь забыв накрутить будильник. И проспала на работу - тоже впервые в жизни. Проснулась, а сил идти нет. Вспомнила, что у нее отгулы, и задумалась, окаменела. Днем, в обеденный перерыв, ее вывел из бесчувствия длинный звонок - прибежала Полина, ее верная подружка. Увидала Юльку, запричитала, к плечу приникла - поплакали они уже вместе, по-глупому, по-бабьи, а после Полина разогрела чай, напоила Юльку и наказала ждать ее вечером.
Юлька ходила по квартире и везде натыкалась на веши, напоминавшие их с Лешкой дни... Значок театральный, который раньше сто лет на глаза не попадался. Капроновая косынка - тоже Лешкин подарок. Инструмент Лешкин. Сервиз к новоселью... Потом на кухне Юлька нашла окурок.
Вечером пришли уже пятеро, и Навроцкий среди них. Это Юльке не понравилось, потому что хоть интересный он был человек и распрекрасно задачки ей помогал решать, а все ж таки знали они друг друга мало. Был он в черном новом костюме, бледный и какой-то потерянный.
- Что ж... - сказала Юлька, - раз пришли, давайте другое новоселье справим.
И покуда девчонки хлопотали, кто-то еще в магазин побежал, а Навроцкий насчет нового каландра ей рассказывал, Юлька думала: кощунство это - вот что!
Просидели не больше часа, потому что разговаривать Юлька все равно не могла, а когда все ушли, сказала вслух:
- Лешка! - И повалилась на диван.
Не было, как в тот раз, Чижова с женой. И Анны Ивановны с мужем. Семейных не было - одни только холостые да безмужние. Юлька будто была отброшена в прежний круг, когда еще Лешки не знала. Она в этой теперешней своей жизни как бы обеднела без него. Но уже слез не было, чтоб выплакать ей это свое сиротство.
Юлька заболела. Приехала к ней мама, навезла всего и, главное, любимого Юлькиного меда. Мама всю кухню набила банками да свертками.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.