В четверг Левушка встает рано. На цыпочках, чтобы не разбудить Люду и детей, в одних трусах идет в кабинет и одевается при свете настольной лампы. Стекла окон белы от ночной наледи, поддевает; блестят на стеллажах корешки книг. Настроение у Левушки радостное, такое же, как в детстве, в деревне, когда он затемно вставал, чтобы поспеть на реку к клеву. Одевшись, Левушка идет через старинную пятикомнатную квартиру; на ощупь в темноте открывает дверь в прихожей, а по лестнице уже бежит. Такси в этот час найти не сложно, но Левушка, как и полагается отъезжающему, выскакивает на середину улицы, пытается поймать «левака», размахивает руками, показывает, что торопится.

По дороге шофер, как обычно, начинает расспрашивать, куда он летит и откуда. Левушка пресекает эти разговоры, потому что понимает: шофер выпытывает, приезжий он или коренник, чтобы в соответствии с этим везти десять минут или полчаса. Левушка называет маршрут, подчеркивая совершенное знание Москвы и многократность поездки:

- Прямо по улице, на девяносто третьей копейке - направо, через переулок на улицу Горького, а дальше прямо.

Шофер примолкнет, сраженный разворотливостью опытного клиента. На Ленинградском проспекте, когда счетчик набивает рубль сорок пять, возле большой фанерной стрелы, подсвеченной прожектором, машина сворачивает к аэровокзалу, стоящему в сторонке.

Холодно, еще не развиднелось, в усталом небе горят зеленые и красные неоновые надписи, площадь пустынная, лишь незанятые такси, как стайка антилоп, пасутся на обледеневшем асфальте. Левушка сразу зябнет и с удовольствием ныряет в нагретый, пахнущий свежим кофе и апельсинами воздух. Четверг.

В аэровокзале Левушка выбирает себе рейс. Ленинград... Тбилиси... Новосибирск... Алма-Ата... Нет, только Ташкент. Там сейчас уже тепло, вспоминает Левушка, на вокзальной площади продают первые цветы, через неделю появятся тюльпаны. Левушка представил себе: свежий, выспавшийся за время четырехчасового рейса, он сходит в Ташкенте с трапа самолета. Ветерок холодит шею. Синеют на горизонте далекие гребни гор. Его встречают аспирантки в изысканных мини из хан-атласа и пожилая доцентша, которую он едет консультировать на докторскую. Левушка идет с охапкой цветов, помахивая легоньким портфельчиком, который он привез из Вены. Кричат горлинки. В воздухе сладкий дымок шашлыка. Он идет в сопровождении женщин, как важное лицо, как расслабленный, скучающий иностранец; пассажиры глядят на него с любопытством. Он бросит все дела, не позволит ничем себя увлечь, а будет гулять по Алайскому базару, наконец-то съездит в Самарканд и Бухару, а если получится, слетает посмотреть легендарную Хиву, будет вести себя, как все нормальные командированные, как, между прочим, ведет себя в командировках Цыпульский. Ну, да бог с ним, с Цыпульским, Левушка сейчас не станет портить себе утро из-за этого себялюбивого идиота. Главное, он твердо решил, что летит в Ташкент, вот, правда, рейс немного рановат, уже через полтора часа.

Чтобы потом не волноваться, Левушка подходит к справочному бюро:

- Девушка, как с Ташкентом?

Не желая огорчить пассажира, извиняющимся тоном девушка отвечает:

- Ташкент опаздывает по метеоусловиям, посадка на автобус будет объявлена в половине второго.

- Очень хорошо! - Левушка отходит от окошечка, оставив девицу в недоумении.

Теперь Левушка делает последнее дело. В конце зала отыскивает неиспорченный автомат и звонит в гараж. «Петя? - говорит Левушка. - Это Лев Сергеевич говорит. Утром ты сегодня свободен, езжай по своим делам, ремонтируйся, а к половине второго я тебе, наверное, позвоню еще разок...»

Можно и позавтракать. В буфете на втором этаже не так уж плохо. Играет музыка. На витрине - свежая, аппетитная пища, а за стеклянной стеной занимается медленный столичный рассвет.

Левушка старательно выбирает расставленные на стойке закуски: нежирную ветчину, салат из свежих помидоров - возраст уже, слава богу, не тот, под сорок, пора беречь организм - кусочек черного хлеба, сто граммов сметаны, черный кофе. Сто граммов коньячку он возьмет попозже, так, чтобы ехать еще под кейфом; и тут Левушка снова вспоминает про Цьшульского. На ученом совете Цыпульский опять, наверное, с ним схватится, и здесь нужно иметь голову ясную, сознание твердое и так Цыпульскому врезать, чтобы тот запомнил навсегда.

Расплатившись с буфетчицей, Левушка ищет место. Все столики заняты, приходится пристраиваться вместе с молодой девушкой и совсем зеленым парнишкой. Девушка, видимо, иностранка, а парень или провожает ее или переводчик. Уплетая курицу, молодые лениво цедят на плохом английском. Левушка, конечно, с ними не заговаривает, но тут подвертывается случай. Не успевает Левушка отправить себе в рот первый кусок ветчины, как в проходе между столиками возникает старая таджичка с тарелкой в руках. Так же растерянно, как перед этим сам Левушка, таджичка медленно идет и не находит места. То есть надо бы ей кого-нибудь потеснить, но она то ли стесняется, то ли не умеет сказать. Левушке жалко старую женщину. Когда она подходит ближе, Левушка говорит ей по-таджикски:

- Идите к нам, мамаша, мы подвинемся.

Таджичка радуется, улыбается, но тут же, видимо, вспомнив свое строгое старинное воспитание, спрашивает у Левушки:

- А это хорошо, что за столом уже двое мужчин, я не помешаю?

- Это ничего, мамаша, это сойдет, - раздирая ветчину, говорит Левушка и начинает освобождать таджике место. Старушка по-цыплячьи пристраивается за краешком стола и начинает есть, робко и благодарно вскидывая на Левушку глаза.

Во время этой сцены парень и девушка примолкают, но потом девушка что-то говорит по-английски парню, и тот, повернувшись к Левушке, по-русски спрашивает:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.