Летят за днями дни

Романтика наполненного паруса, трудных походов, тяжелой работы до седьмого пота не для них. О романтике подлинной и мнимой пишет Аксенов. И он-то очень четко дифференцирует их, где какая. В каждом своем произведении он делает упор на различии романтик, чтобы читатель, входящий в жизнь, не «купился» на внешне романтические приключения, на «красиво» обставленную жизнь.

Чтобы молодой читатель и союзник мог безошибочно отличить подлинное от поддельного.

Кянукук представляет так называемую чистую, где-то оторванную от реальной почвы романтику. Он не от мира сего. И это тоже, видимо, если не осуждается Аксеновым, то подвергается сомнению.

Кто же он, Кянукук? Имя его - Виктор, фамилия - Митрохин. А зовут его все Кянукук. И он откликается. Кянукук по-эстонски «Петух на пне». Так ликер называется.

Он паясничает, он счастлив, что его допустили в свою компанию киношники, он готов услужить каждому. Услужить... А вот стать другом? Ведь в трудную минуту, когда бьют Валю Марвича, одного из главных героев романа, он не вмешивается, а, размазывая слезы, кричит по-заячьи, со стороны наблюдая эту откровенную расправу:

Потом он трогательно ухаживает за Марвичем, но, может, это - только желание услужить, сгладить возникшее после драки отчуждение?

Он тянется к людям, но плохо разбирается в них. Его тянет к тем троим, к Тане, он восхищается Марвичем, с завистливым уважением смотрит на работягу Сережку Югова. Но сам он еще никакой, он не похож ни на того, ни на другого, ни на третьего. Его инфантилизм от возраста пока не проходит. А ведь ему двадцать пять. Лермонтов погиб в двадцать семь лет, Писарев утонул в двадцать восемь лет!

Кянукук не борец, он мечтатель. И, может быть, поэтому он хочет быть другом всем. Но в жизни это невозможно.

До сих пор расстановка сил в аксеновских произведениях была более четкой, но в то же время более примитивной. С одной стороны - мальчики, только-только вышедшие в жизнь, предполагающие жить; с другой - бичи и подонки, встречающиеся на их пути. С одной стороны - мужественные, сильные и прекрасные люди; с другой - мещане, эгоисты, негодяи.

Аксенов непременно сталкивает своих героев с сильными подонками. Это, так сказать, испытание на прочность. Устоят ли, смогут ли вступить в борьбу, выдержат ли?

Кянукун воплощает мечту писателя о перемене образа жизни. Увы, это мечта, обреченная на провал! Стремление Кянукука к духовной чистоте, к нравственному совершенству не подкреплено реальной деятельностью, а потому несостоятельно.

Писатель сталкивает откровенный цинизм Олега с чистотой и непрактичностью Кянукука. Он сталкивает мечту о духовном совершенстве с оголтелым желанием совершенствоваться материально.

В «Пора, мой друг, пора!...» в самом начале звучит странное на первый взгляд предложение: «Скинемся на «Полонез» Огинского»...

Грустный, как полонез польского музыканта, роман, грустные размышления. Люди созданы для добра, а кругом еще встречается неустроенность, зло. Убили человека на 108-м километре. Ни за что погиб Кянукук.

Аксенов с болью пишет об этом, ибо он любит человека, борется за него. Он пристально исследует жизнь, чтобы понять и помочь понять читателю, как бороться со злом.

Над Кянукуком, над его нелепой фигурой, над его шуточками, над его придуманной жизнью смеялись. Когда он уходит из жизни, - плачут.

У Кянукука нет идеалов. У него есть мечты. Ясно одно: его не устраивает, не удовлетворяет та жизнь, которую он ведет. В континентальном Свердловске он мечтает о приморском Таллине. Но, очутившись в Эстонии, на берегу моря, он не мог остановиться, он продолжал придумывать свою жизнь. Так появилась ирреальная Лилиан, там возникла отдельная квартира в Минске с белым телефоном. Мечты Кяну о белом телефоне, конечно, не поднимаются выше примитивной мечты обывателя; видимо, происходит это оттого, что Виктор еще не знает точно, чего он хочет.

Неустойчивая жизнь, призрачная, хрупкая, и, пожалуй, самое реальное событие в ней- гибель Кянукука.

Кяну одинок всегда. Его одиночество было плохо скрыто. Оно, возможно, противопоставлено внешнему единству мальчиков - «сверхчеловеков». Но их «единство» разваливается от первого же толчка, как карточный домик.

Кяну был одинок в семье, где вся любовь родителей была перенесена на младшую дочку. Он был одинок и в детстве и в свои двадцать пять лет. За несколько часов до смерти он видит, как «ватага ребят бежала куда-то с мячом, а один их сверстник тихо сидел возле забора и что-то строгал. «Так вот и я в Свердловске всегда уединялся от ребят, - подумал Кянукук. - Если бы не уединялся, небось, не вырос бы таким...»