Тот. кто видел, хоть однажды, Этот край и эту гладь, Тот почти березке каждой Ножку рад поцеловать. Как же мне не прослезиться. Если с венкой в стынь и звень Будет рядом веселиться Юность русских деревень.

Посмотрите, с каким искусством пластические образы и простой рисунок первой строфы сочетаются по звуковому составу (фонетически), словно поддерживаются («бубенцы») на старинный лад усеченными словами («стынь и звень»), как этот звон затем переходит в веселье молодой комсомольской деревни («Юность русских деревень») и как все это сочетается с неожиданным и трогательно озорным образом поэта, готового поцеловать березке каждой ее ножку.

Вот это есть то, что мы называем художественной ценностью того или иного произведения. Мы ценим в художнике его искусство замечать, улавливать такие явления в окружающей нас действительности, такие состояния души, искусство находить такие слова и выражения для этих замеченных, словно впервые увиденных и открытых вещей, что все это, вместе взятое, вырастает словно в нечто живое и ощутимое.

Творческая жизнь поэта падает на период, непосредственно предшествующий Великой Октябрьской социалистической революции, и в большей части на первые поок - тябрьские годы. В эти годы все кипело в стране. В столкновениях классов, идей, в ломке всего жизненного уклада, Есенин, как я сказал, решительно и безоговорочно с первых дней Октября стал на сторону народа. В целом ряде своих произведений Есенин отразил революционные события, идя по пути всей советской литературы. Поэт написал замечательные стихи о Ленине, «Балладу о двадцати шести», где воспел героический подвиг закавказских комиссаров, написал замечательную «Песнь о великом походе», наконец, создал шедевр, который можно включить в золотой фонд советской поэзии, - поэму «Анна Онегина». Написал Есенин и драматическую поэму «Пугачев», о крестьянском восстании против самодержавия в XVIII веке. Эта поэма очень нравилась Горькому.

Но наряду с этими эпическими произведениями, наряду с лирикой о природе и любви в стихи Есенина проникло и другое, шедшее от того старого, с чем он был связан. Недаром сам Есенин говорил о себе: «Я человек не новый, что скрывать? Остался в прошлом я одной ногою. Стремясь догнать стальную рать, скольжу и падаю другою».

В чем заключалось это старое, следы которого мы находим в есенинской поэзии? Прежде всего это - обилие церковных образов и мотивов, особенно в его ранних стихах. Есенин сам писал об этом: «Самый щекотливый этап - это моя религиозность, которая очень отчетливо отразилась в моих ранних произведениях. Этот этап я не считаю творчески мне принадлежащим, он есть условие моего воспитания и той среды, где я вращался в первую пору моей литературной деятельности... Я просил бы читателей относиться ко всем моим исусам, божьим матерям и

миколам, как к сказочному в поэзии... Все эти собственные церковные имена нужно принимать как имена, которые для нас стали мифами: Озирис, Зевс, Афродита, Афина и т. д... В стихах моих читатель главным образом должен обращать внимание на лирическое чувствование и ту образность, которая указала пути многим и многим поэтам и беллетристам».

Это верно, что библейские мотивы и образы не были свидетельством какой - либо действительно глубокой религиозности поэта. Но этот словарь не случайно возник в поэзии Есенина, наложив довольно густую краску на произведения первой половины его творческой жизни и даже на произведения первых пооктябрьских лет. Напомним такие небольшие поэмы, как «Пришествие», «Октоих», «Инония», «Никола», характерные своим библейским словарем и торжественно - пророческим тоном.

Все эти мотивы и словесный покрой ряда стихов, тяготеющих к архаике, все это выражало отсталые воззрения поэта, идеализацию им патриархально - деревенского уклада. Естественно, что и протест Есенина против капитализма не носил последовательно революционного характера. Этот протест выливался в опоэтизирование народной вольницы («Марфа - Посадница») или в озорство и буйство Лихача - Кудрявича.

Но и другое слабое есть в литературном наследии поэта. Я разумею здесь такие его произведения - пусть и в небольшом числе, - как цикл стихов «Москва кабацкая» и т. п. В этих стихах воспевается чуждая советскому человеку богемщина («синие мои глаза в кабаках промокли»), бездумная чувственность («наша жизнь - поцелуй, да в омут») и т. п. В этих упадочных, богемных мотивах самым прямым образом сказалось тлетворное влияние буржуазного города и декадентской среды. И так же, как партийная печать и Маяковский в свое время резко выступали против подобных, чуждых советской культуре мотивов, так и сегодня мы будем с такой же категорической нетерпимостью относиться ко всему чуждому морали и духу нашего общества.

Некоторые говорят так: зачем указывать на темные стороны у Есенина? Зачем вспоминать о них, тем более что для нас сегодня совсем иначе звучат такие его стихи, как, например, «Исповедь хулигана»? Мы видим в них другое содержание. Некоторые идут и еще дальше. Недавно я беседовал с одним из близких Есенину, который сказал, что надо все у Есенина перечитать заново.

- Как это понять?

- А так, что к Есенину совсем не подходят слова «упадочное стихотворение». Нет у него таких стихов. Просто Есенин рассматривал сам себя как натуру для своих стихов. Он окунался в омуты жизни, чтобы потом рассказать об этих переживаниях как бы со стороны. Показать те трудности, какие пережили люди в прошлые годы.

- Значит, вы хотите сказать, что такие, скажем, строки у Есенина, как: «И похабничал я и скандалил для того, чтобы ярче гореть», - надо рассматривать как иносказание, раскрытие приема, метода, при помощи которого путем контраста он открывал нам огни впереди, показывал ярче все светлое в человеке?

- Да и вообще ничего темного в Есенине, тем более как в личности, не было. Это был смелый человек, гордый, великий патриот своей Родины и видел в своих стихах (например, в «Инонии») на сто лет вперед...

Но все это в действительности было гораздо сложнее. И, конечно, спорить с человеком, фанатически влюбленным в Есенина (а таких, кстати сказать, немало), можно только при его согласии, что он откроет глаза на жизнь, как она есть, вместо того идеала, который ему хочется видеть. Но трогательно это желание видеть в Есенине, в этом народном сыне, талантливом, красивом, так рано и так трагически погибшем, воплощение извечной мечты народа, которую он выражал только в сказках, мечты видеть своего сына светлым, как небо, и звонким, как жаворонок в нем. Я понимаю это желание видеть таким Есенина - почти «голубым героем». На Всероссийской художественной выставке была скульптура И. Онищенко, который изобразил Есенина из мрамора в виде античного юноши в кудрях, вроде Антиноя, с длинной шеей и с челом без единой морщинки. Дело не только в том, что он совсем не похож на умного, смешливого парня из рязанской деревни, с широкой душой, каким был Есенин. Дело в том, что само понимание, сама трактовка поэта (а Есенин был поэтом, который вобрал в свою душу и потрясения и драмы своего времени) далека от есенинской человечности, от есенинской сути, как человека. Повторяю, я понимаю эту сердечную жажду идеализации своего любимого поэта. Но мне, признаюсь, дороже не мраморный красавец без единой мысли на челе и без единой морщинки перенесенного страдания. Мне дороже тот Есенин, который бесстрашно до дна обнажал свою мятущуюся душу, который знал и взлеты и падения, знал и ослепительное счастье красоты, и горечь непонимания, и боль страдания. Мне дороже тот Есенин, который «кровью чувств ласкал чужие души». Такой Есенин, может быть, не так «красив», как Антиной, но он более человечен. Конечно, поэзия возвышает. Но на сами стихи мы должны смотреть открытыми глазами.

Когда мы встречаемся с есенинским героем на природе, в деревне, то чаще всего перед нами хороший русский парень с удалой и вместе с тем нежной душой. Но когда этот герой рисуется Есениным на фоне города, то нередко он бредет, свесясь головой, по лунным улицам в какой - нибудь кабак или жалуется в некоторых стихах бандитам или проституткам на свою пропащую жизнь. И такой герой у советского читателя ничего, кроме снисходительной жалости, пробудить не может.

В последние два года (поэт умер 28 декабря 1925 года) особенно полно и ярко раскрылся замечательный поэтический талант Есенина. Он освободился от всего вычурного, наносного, и в нем отчетливо заявила о себе пушкинская традиция. Недаром сам Есенин говорил, что его больше всего тянет в стихах к Пушкину.

Несказанное, синее, нежное, Тих мой край после бурь, после гроз, и душа моя, поле безбрежное, Дышит запахом меда и роз.

Колокольчик ли? Дальнее эхо ли? Все спокойно впивает грудь. Стой, душа, мы с тобою проехали Через бурный положенный путь.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.