- Мистер Холмс, - с настойчивостью в голосе сказал Эйнсворт, - у нее еще совсем свежи воспоминания о смерти дяди. Я хотел бы попросить вас освободить на сегодня мисс Дейл от дальнейших расспросов.
- Страхи всегда беспочвенны, когда отсутствуют доказательства, - заметил Холмс и, вынув свои часы, задумчиво поглядел на них. - Пора трогаться в Гудменс Рест.
После непродолжительной поездки в экипаже священника мы очутились у дома сквайра, въехали в ворота и покатили по узкой дороге. Взошла луна. Перед нами простиралась длинная, еле освещенная аллея, испещренная тенями больших вязов. Мы миновали последний поворот - и золотистые лучи, отбрасываемые фонарями экипажа, смутно осветили фасад мрачного, некрасивого особняка. Все его окна были закрыты ставнями, выкрашенными в коричневый цвет, а парадная дверь завешена черной материей.
- Это дом мрака, - заметил подавленным голосом Лестрейд, позвонив в дверь. - Алло! Что такое? Что вы делаете здесь, доктор Гриффин?
Дверь распахнулась, и у входа появился высокий мужчина с рыжей бородой, одетый в свободно сидящий норфолькский сюртук и широкие до колен брюки. Он окинул нас свирепым взглядом. Сжатые кисти его рук и тяжело вздымавшаяся грудь говорили о душевном волнении.
- Разве я должен просить у вас разрешения на прогулку, мистер Лестрейд?! - закричал он. - Разве вам недостаточно, что ваши проклятые подозрения восстановили против меня всю округу?
Гриффин протянул свою большую руку и схватил моего друга за плечо.
- Так это вы, Холмс! - закричал он с горячностью. - Я получил вашу записку, и вот я здесь. У вас, слава богу, такая высокая репутация. Мне кажется, только вы могли бы спасти меня от виселицы... Ну, что за животное я? Ведь я так напугал ее своими словами...
Мисс Дейл со слабым стоном закрыла лицо руками.
- Я столько перенесла за последние дни! - всхлипывала она. - О, этот невообразимый ужас!
Я был очень раздосадован поведением Холмса: в то время, как мы все окружили плачущую девушку и утешали ее, он спокойно заметил Лестрейду, что тело покойника находится, по - видимому, в дальней комнате. Повернувшись к нам спиной, он вошел в дом, на ходу вынимая из кармана лупу.
Немного обождав, мы с Лестрейдом последовали за ним. Через дверь в левой части большого темного зала мы мельком разглядели тускло освещенную комнату, заставленную полуувядшими цветами. Длинная, худая фигура моего друга согнулась над открытым гробом так низко, что его лицо очутилось всего в нескольких дюймах от лица покойного. Стояла напряженная тишина, пока Холмс при помощи лупы внимательно изучал спокойные черты умершего. Затем он набросил простыню на тело и направился к выходу.
Я хотел заговорить с ним, но он молча прошел мимо, отрывистым жестом указав в сторону лестницы. Мы поднялись на верхнюю лестничную площадку, и Лестрейд провел нас в спальню с массивной темной мебелью, которая мрачно и смутно вырисовывалась при свете затемненной абажуром лампы, горевшей на столе рядом с открытой библией. Затхлый, тошнотворный аромат увядших цветов и запах сырости преследовали меня повсюду.
Холмс опустился на колени под окнами, исследуя лупой каждый дюйм пола. Брови его походили на две резкие черные линии.
- Нет, Ватсон! Эти окна не открывались в тот день. Если бы они были открыты во время сильной грозы, я бы, конечно, обнаружил следы. Но не было никакой необходимости открывать их...
- Прислушайтесь, Холмс! - сказал я. - Что это за странный звук?
Я посмотрел в сторону кровати с высоким темным балдахином и занавесками. У изголовья стоял мраморный столик, весь заставленный запыленными склянками.
- Холмс, это часы покойного сквайра! Они лежат на столе и все еще тикают.
- Вас это удивляет?
- Конечно, разве они не должны были остановиться по прошествии трех дней?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.