Звонко пропели ворота, распахиваясь настежь. И этот звук отозвался в сердце Никиты радостной дрожью. Мальчик стал коленями на мягкое пахучее сено и, вытянув шею, посмотрел на степь в предутренней дымке, на светло - зелёное небо. Звёзды торопливо скатывались за горизонт, и лишь одна - большая, яркая - никак не хотела гаснуть. Смутно белела широкая просёлочная дорога. По обеим сторонам её тянулись тёмные дома. Электрические фонари отбрасывали на землю жёлтые блики.

- Никита, Никита, трогай, не дремли, сынок! - закричал от ворот отец. В сыром воздухе голос его казался глухим.

Никита торопливо поправил кепку и дёрнул вожжами. Рослый мерин Пегаш нагнул голову и неторопливо потянул со двора телегу, гружённую битой птицей, мукой и яблоками. За спиной Никита слышал шумное дыхание молодой кобылки Барыни. Это на другом возу ехал дед Сашок, невысокий, щуплый, с бородкой клинышком.

Больше всего на свете дед Сашок не любил молчать. Казалось, слова так и распирали его, заставляя беспокойно шевелить губами даже в минуты раздумья. И сейчас Никита слышал, как дед Сашок шуршал соломой, бурчал что - то, а потом громко спросил:

- Никита, а Никита... ты бы баян взял, а то на ярманке покупателей завлекать было бы им знатно...

- А я и не умею завлекать. Я серьёзную музыку играю, - буркнул Никита обиженно.

У ворот на телегу сел отец. Он был коренаст, русоволос, и на широкоскулом лице его удобно разместились глаза, такие же голубые, как у Никиты. От сапог его сильно пахло дёгтем. Отец взял вожжи, дёрнул, и Пегаш, почувствовав руку настоящего хозяина, пошёл быстрей. Никита оглянулся, чтобы узнать, как движутся остальные подводы, и увидел, как по росистой, словно обсыпанной сахаром траве следом за их возом протянулись тёмные прямые полосы.

Когда проезжали мимо фонаря, отец сказал:

- Ох, беда с этим Константином: никак он в себе хозяйской жилки не выработает! Это прямо надо сказать. Ишь, светло уже, а он всё свет жжёт. Спит, что ли? Вот я его на собрании приструню. Ты мне напомни, Никита, как будем назад ехать...

- Ладно, - сказал Никита и вздохнул, зная, как хлёстко критикует отец нерадивых колхозников на собраниях. Ему стало жалко электрика. Несмотря на свои двадцать лет, Костя любил возиться с ребятишками, одногодками Никиты. Он рассказывал им о работе турбины, давал смотреть вольтметр и вообще был нужным человеком. Как это его угораздило не во - время заснуть?

Телега с грохотом въехала на мост. Никита слышал, как плещет вода о деревянные сваи, но самой реки не видел: вся она курилась белым паром. Громко вскрикнула у берега лягушка, ей отозвалась другая, и всё смолкло.

Никита сидел на возу, свесив ноги в новых хромовых сапожках. Синюю суконную курточку он расстегнул, так как в воздухе потеплело, а кепку сдвинул на самую макушку.

Голубые задумчивые глаза Никиты быстро схватывали всё. Вот вдали, за изгибом реки, открылось здание гидроэлектростанции. Оно словно плыло в тумане, и лампочка в вышине казалась звездой. На другом берегу попыхивал синим дымком локомобиль насосной станции.

Неожиданно налетел ветер и, радостно загудев, словно довольный тем, что догнал Никиту в чистом поле, затеял с ним игру: то уходил за реку, то снова откатывался в степь. Он доносил до слуха мальчика стеклянный плеск волны, и шёпот пшеничных колосьев, и резкие крики ворон на придорожных вёслах. Эти звуки волновали Никиту, и сердце билось в груди сильно, властно, а в ушах, всё нарастая, пели два голоса: реки и степи - и постепенно сплетались в едва ощутимую мелодию. Никита пожалел, что не взял баян, - так захотелось наиграть всё, что слышалось.

Сегодня Никита первый раз в жизни отправлялся с отцом на ярмарку. Отец его ехал потому, что правление поручило ему продать на базаре муку и яблоки, а Никита попал на воза совершенно неожиданно. Правление решило приобрести новое пианино для колхозной музыкальной школы. Всё складывалось прекрасно - в город на ярмарку отправлялся обоз с продуктами. На обратном пути он мог захватить пианино, но тут, как на грех, заболел учитель музыки Серафим Фёдорович. Стали поговаривать о том, что покупку придётся отложить, и Никита загоревал: старое пианино пришло в ветхость, и занятия музыкой могли прерваться на неопределённое время. Но в последний вечер, накануне ухода обоза в город, к Никите пришёл Серафим Фёдорович, невысокий старик с чёрными, как смоль, усиками и совершенно седой головой. Никита очень удивился, когда Серафим Фёдорович сказал:

- А я к тебе пришёл, Никита... Да, да, именно к тебе. И по очень серьёзному делу, мой милый...

Вечер стоял тихий и тёплый, а Серафим Фёдорович был с тёплым шарфом на шее. Никита с жалостью смотрел на учителя.

Лицо Серафима Фёдоровича заметно побледнело, и чёрные усики чётко выделялись на матовой коже.

- Дело в том, Никита, что я решил поручить тебе подобрать пианино, - говорил Серафим Фёдорович, покашливая и вытирая со лба пот. - Я знаю твои силы, мой милый... Ты вполне справишься.

- Ой, страшно, Серафим Фёдорович! - ужаснулся Никита. - Лучше пусть кто - нибудь другой.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.