Вот уже несколько дней, как наш батальон был на учении, но дело не клеилось. Мы двигались вдоль реки, против течения, а командир в это время ждал нас на другом берегу: для переправы нужен был лёд, но река как назло неслась так, словно до Рождества ещё оставалось добрых два года.

Нельзя сказать, чтобы нам было холодно. Но от воды поднимался такой густой туман, что, казалось, у каждой твоей косточки насморк. Ведь вы знаете: господь бог мудр и милосерден к людям. Он прекрасно понимает, что им давно уже нечем топить, и если бы он послал на землю мороз, тут бы замёрз один, там - другой, и потом не оберёшься причитаний и разговоров...

Так шли мы, пока не увидели жёлтых и голубых домиков какой - то деревни. Казалось, что она вымерла. Никто нас не приветствовал, никто на нас не заглядывался. Видимо, миновали те времена, когда девчата любили перекинуться шуточкой с новобранцем, и воспоминания об этом остались только в старых песнях. А теперь ни один пострелёнок не выглянул посмотреть на нас. Мы расположились на площади - как раз напротив трактира. Приятное совпадение, скажу я вам. И не потому, что звон геллеров в кармане согревал меня надеждой пропустить стаканчик - другой горячительного, а просто потому, что в трактирах бывает хорошо натоплено. Понятно, что туда - то мы и направились. Но приятного нас ожидало мало. Трактир оказался заколоченным. Стучи не стучи - ответа никакого. Да и стоит ли стараться, если и снаружи чувствуешь, какой там внутри холод да сырость.

Но привал есть привал, и не торчать же нам на площади. Возле трактира мы - заметили лавчонку. На дверях написано: «В кредит не отпускается».

Мы двинулись туда, прекрасно понимая, что эта надпись нас, солдат, касаться не может. Ведь в долг нам и так никто не даёт. Мы сами кредиторы и напрасно ждём оплаты за нашу дьявольскую работу и за холод, который приходится нам терпеть. Мы платим наличными, и их вполне хватит на кусок хлеба да, пожалуй, ещё и на сало.

Когда мы открыли входную дверь, в лавке задребезжал звонок. У наших молочных торговцев есть, вероятно, своя особая фабрика по производству дверных звонков. Если бы я был слепой и услышал подобное дребезжание, я бы сразу понял, что нахожусь в мелочной лавке и, как это делал ещё мой отец или бабушка, попросил бы на крейцер леденцов. Но этот колокольчик звучал только в половину своей силы, словно у него кто - то украл кусочек сердца и теперь он не мог достойно представлять свои владения. Может, это было и не сердце, но чего - то в нём явно недоставало.

- Мамаша! - кричу я. - Мы пришли за салом.

Я не видел её в темноте, но знал, что она где - то там, за прилавком, седая, суетящаяся при виде покупателей. Без мамаши не обойдётся ни одна мелочная лавочка. Была она и здесь, только ещё более седая, с землистым лицом. И она не засуетилась, а спокойно сказала:

- За салом? У нас его нет.

- Ну, так дайте нам колбасы, мамаша, - говорю я примирительно.

- Колбасы? У нас её нет.

- Ну, мать, - говорю, - у вас не велик выбор. Этак, мы себе многого не закажем. Придётся довольствоваться хлебом. Полбуханки на стол - и с нас довольно.

- Хлеба? - спрашивает она, отступая в темноту. - Хлеба у нас нет.

Я любитель пошутить и никогда не мешаю этого делать другим, но в животе бурчит, и через минуту я выпаливаю:

- Эй, мать, мы спешим! Маршировать на голодный желудок - скверная штука. Может, нам самим отправиться на кухню?

- Идите, - говорит она и открывает дверь. - Идите, там ничего нет.

«Черта - с два, нет.....» - думаю я и направляюсь к двери. Но путь мне заслоняет рослый мужчина.

- Мы хотим хлеба, - объясняю я ему.

- В кредит не отпускаем, - произносит тот, словно параграф закона.

- Нам в долг не нужно, у нас есть деньги.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.