- Когда такая тишина, - продолжает разговор Савин, - странное чувство иногда появляется: будто во всём мире сейчас спят, будто во всём мире вовсе ничего нет, кроме этих вот нескольких домиков, да снегов бесконечных, да полярного сияния...
Но Савин не успевает окончить фразу, как откуда - то издалека доносится лай, а вслед за тем на гребне холма появляется собачья упряжка. Некоторое время она несётся вдоль гребня, потом вниз, по пологому склону холма. Она огибает озеро, напрямик пересекает снежное поле аэродрома и резко останавливается неподалёку от домика, в котором горит свет. Оттуда, услышав заливистый лай собачьей упряжки, люди уже бегут навстречу позднему гостю. Они окружают нарту.
С нарты встаёт невысокого роста старик. Видно, что он проделал немалый путь. Усы его, брови и ресницы покрыты инеем. Он откидывает назад малахай, и его седую, словно тоже покрытую инеем, голову освещает холодный, зеленоватый свет полярного сияния. Старик одет по - праздничному. На нём широкий балахон из оленьей замши; на спине болтается белая шкурка горностая; штаны, сшитые из светлых камусов - узких полосок шкуры с оленьих ног, - аккуратно заправлены в низкие торбаза: подошвы торбазов подшиты мехом белого медведя.
Такую одежду без особой причины не наденешь. Значит, есть у старика какая - то особая причина. Не поздоровавшись, он торопливо спрашивает:
- Могу я узнать: не улетел ли ещё товарищ Этувги?
- Нет, ещё не улетел, - отвечает сам Этувги.
- Это очень хорошо, - говорит старик, облегчённо вздыхает и, широко улыбаясь, начинает по очереди пожимать руки всем обступившим нарту.
- Это очень хорошо, - повторяет он, - а то я уже боялся, что опоздаю. Меня зовут Гэмауге. Мне надо видеть товарища Этувги и надо говорить с ним. Скажите ему, что с ним хочет поговорить старый Гэмауге из колхоза «Утро».
- Будем знакомы, товарищ Гэмауге. Я и есть Этувги.
Старый, прославленный косторез Гэмауге давно дружит с охотником Мэмылем. Трудно найти друзей, которые так подходили бы друг к другу, как они. Во - первых, они соседи. Во - вторых, оба очень любят искусство, особенно резьбу по кости. В - третьих, оба давно уже овдовели; Гэмауге сам вырастил сына, а Мэмыль вырастил дочь. В - четвёртых... Но тут начинаются уже не сходства, а различия. Гэмауге целые дни просиживает над своей работой, неделями не видно его в посёлке, а за пределы посёлка он иногда и годами не выезжает. Что же касается Мэмыля, то без него, кажется, не обходится ни один интересный вечер в клубе, ни одно собрание, ни одно семейное торжество: всюду его приглашают, и везде он успевает побывать - и у соседей, и на полярной станции, и даже у дальних родственников, живущих в других посёлках, в десятках километров от колхоза «Утро». Кроме того косторез Гэмауге настолько же молчалив, насколько разговорчив охотник Мэмыль.
И надо сказать, что эти различия скрепляют их дружбу не меньше, чем общие черты. Резьба по кости - работа трудная, медленная. Хорошо, когда рядом сидит приятель, умеющий рассказывать обо всём на свете. Гэмауге любит, работая, слушать, а Мэмыль любит рассказывать. Он сообщает и о том, что сам повидал, и о том, что слышал от других, и о том, что написано в книгах. Правда, в грамоте никогда он не был силён, но его дочь Тэгрынэ пересказывала ему содержание каждой прочитанной книги.
На твёрдой кости моржового клыка Гэмауге вырезал ветвистые, прижатые к спине рога скачущего по тундре оленя. И пока он успевал вырезать один только рог, Мэмыль, следя за его руками, успевал рассказать и обо всех событиях последнего выезда на охоту, и о замечательных подвигах Гайаваты, и о том, что механик с соседнего маяка собирается жениться на учительнице Нине Ивановне. Старому Гэмауге всё это было интересно, хотя о механике и о Нине Ивановне, как и о героях «Песни о Гайавате» Лонгфелло, он слышал впервые в жизни.
Вот, собственно, мы и подошли к тому, что заставило старого костореза много времени спустя примчаться тихой полярной ночью на аэродром в поисках Этувги. Не случайно упомянул я о Гайавате, хотя Мэмыль рассказывал своему другу и о многих других книгах, не менее интересных.
В тот вечер, вырезая ветвистый олений рог, Гэмауге впервые услышал о старом обычае, существовавшем когда - то у американских индейцев: если люди разных племён сходились и выкуривали вместе Трубку Мира, племена эти не должны были воевать друг с другом, должны были жить в согласии.
- Хороший обычай! - сказал Гэмауге. - Хороший, только жаль, что в Америке забыли его...
Что обычай, о котором рассказывал Мэмыль, принадлежал только индейцам, а не всему населению Америки, - это обстоятельство ускользнуло от внимания Гэмауге. Может быть, виноват в этом был Мэмыль или даже Тэгрынэ, не очень точно излагавшая отцу содержание поэмы. Когда какая - нибудь история переходит из уст в уста, трудно рассчитывать, что она дойдёт до последнего в том же виде, в каком пошла от первого.
Мэмыль рассказал своему другу об этом обычае уже довольно давно - ещё до того, как Тэгрынэ покинула колхоз «Утро» и улетела учиться в Хабаровск. И Гэмауге совсем, казалось, забыл об этом - мало ли о чём рассказывал ему старый охотник, у которого столько всяких историй в запасе, сколько шерстинок на густошерстной нерпе!
Как - то Мэмыль упомянул о том, что в Москве должна собраться конференция сторонников мира и делегатом от Чукотки поедет на эту конференцию колхозник из соседнего посёлка, знатный оленевод Этувги. Поздно вечером, уже после ухода Мэмыля, у Гэмауге зародилась мысль, которая не дала ему заснуть до самого утра. «Я пошлю с Этувги Трубку Мира, - решил старый косторез. - Я вырежу такую трубку, какой ещё никто никогда не видывал, такую, которая будет достойна своего прекрасного названия. Я вырежу на ней...» И он стал мечтать. Как всякий истинный художник, Гэмауге уже видел в ту ночь всё, что он изобразит на трубке.
Под утро его уже беспокоило только одно: хватит ли у него времени, успеет ли он выполнить эту работу до отъезда делегата.
Домосед Гэмауге решился даже съездить в соседний посёлок, чтобы познакомиться с Этувги и разузнать всё как следует.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
От Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза, Совета Министров Союза ССР и Президиума Верховного Совета СССР