И, взглянув на его побледневшее, решительное лицо, я подумала: «А ведь увезёт! Раскидает!»
... И сейчас, когда, постучав ножом по тарелке, он встал и весело пробасил: «Товарищи, прошу слова», - я снова подумала: «Увезёт! Раскидает!»
- Для меня лично, товарищи» - начал он, - никогда не было сомнений в том, что жизнь прекрасна. Но за последнее время мне дважды довелось, так сказать, практически проверить подобную мысль. Первая проверка произошла, когда эту прекрасную жизнь у меня хотели отнять. А вторая - на днях, когда мне довелось познакомиться, - разумеется, в самых общих чертах - с историей одной любви. Это простая история, но она говорит, что если любовь глубока и правдива, она способна сломить все преграды с тем, чтобы смело выйти на, так сказать, оперативный простор.
Он говорил о нас, обо мне и Андрее, а между тем в каждом слове звучало: «Приедет, приедет!»
- Вот почему от всего сердца поздравляю я нашу Татьяну Петровну, - продолжал Репнин и на мгновение остановился, чтобы удержать дрогнувшие губы. - Что же касается дорогого гостя Андрея Дмитрича, могу сказать лишь одно: пусть он помнит, что то, что дорого досталось, нужно особенно хранить и беречь. Безусловно, нужно полагать, что он знает Татьяну Петровну лучше, чем мы. Но поскольку она является в данном случае, так сказать, дочерью совхоза, обязаны мы - как вы считаете, товарищи? - сделать подобное предупреждение.
Все закричали: «Правильно, обязаны!» Я поблагодарила. Мы чокнулись и выпили - кто-то из гостей принёс целый бидон солодового пива. Потом встал Андрей.
- Спасибо вам, дорогие товарищи, за добрые пожелания, - сказал он. - Особенно благодарю вас, Данила Степаныч, за ваши золотые слова о любви. Что касается вашего замечания, что Таню выдаёт за меня ваш совхоз, то с этим я, к сожалению, не могу согласиться. Если бы так обстояло дело, я бы просто направил дирекции соответствующее письмо, в котором попросил бы откомандировать доктора Власенкову на неограниченный срок в моё распоряжение. Но я, сознаюсь откровенно, предпочёл другой, более сложный путь, тем более, что доктор Власенкова едва ли подчинилась бы в данном случае приказу своего руководства...
Вечером хозяева вместе с гостями пошли в кино - открытое, с любым количеством мест, под звёздной крышей которого висела маленькая кривая луна. Картина была новая, под названием «Конец Санкт-Петербурга».
Вдалеке, за ремонтными мастерскими, жгли стерню, дымные полосы низко стлались по земле, и между ними, внезапно вспыхивая, рассыпались искрами красные фигуры огня. Время от времени лёгкий экран дрожал под ветром, налетавшим из степи, и тогда начинало казаться, что мы с Андреем плывём под парусом.
- А вот и бабочка, - шёпотом сказал он, как будто только и ждал эту ночную бабочку, которая замелькала в прозрачном конусе света, лившегося из окошечка аппарата на полотно. Я взглянула на Андрея. Он не смотрел на экран. Видно было, что всё это - кино под открытым небом, люде, сидящие на траве с напряжёнными лицами, и то, что в полях жгут стерню, - интересовало его больше, чем «Конец Санкт-Петербурга». Неужели было время, когда я не любила его?
- Что с тобой, Танюша?
- Не знаю. Не уезжай. Я не могу жить без тебя.
- Мы скоро увидимся. Я перееду в Москву.
- А я?
- Ты тоже.
- Когда?
- Скоро.
- Через тысячу лет! Ох, как мне не хочется расставаться с тобой!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.