- В сущности, я думал об этом всегда. - Он замолчал, и я увидела по его глазам, что он мысленно уходит от меня, от всего, что нас окружает. - Или, точнее, с того дня, когда в Лопакин привезли голодающих Поволжья и мы с тобой «жарили» над плитой армяки и рубашки. Я тогда впервые подумал, что, может быть, больше всего мне удастся сделать в эпидемиологии, то есть в борьбе против общих, а не единичных несчастий. Ужасно хочется, понимаешь, сделать много. А тебе?

- А мне хорошо, хоть и мало.

- Не сошлись характерами, - разведя руками, скорбно отозвался Андрей...

Мы вернулись в гостиницу, заглянули в свой номер, выяснили, что в нём очень душно и что наши дорожные мешки висят на своих местах, и снова отправились бродить по Корчевску, разговаривая о завтрашнем дне, потому что сегодняшний уже клонился к закату.

Где-то близко от Корчевска находится знаменитый заповедник Аскания-Нова. Но в Асканию нужно было ехать поездом, а мне почему-то не хотелось ехать поездом, и, разыскав извозчика, - кажется, это был единственный в городе извозчик, - мы стали уговаривать его довезти нас до Аскании-Нова. Очень скоро выяснилось, что это вздор, но мы сдались, только когда извозчик - добродушный старый еврей - показал нам свою бричку, на которой не чаял довезти нас и до станции, не то что до Аскании-Нова. И вечером, в десятом часу, на этой бричке мы отправились на станцию, находившуюся от города километрах в семи.

Вечер был тихий, но не душный, и когда мы выехали в степь, стало казаться, что всё это уже было когда-то. Возница тихонько пел-бормотал какую-то еврейскую песню, последние краски заката горели перед нами, красные шапки татарника вспыхивали в высокой траве, и тесная бричка, поскрипывая, катилась по мягкой дороге.

Сиденье было неудобное, и Андрей крепко обнял меня за талию. «А то выпадешь, - смеясь, сказал OH, - и ищи ветра в поле».

... Он спросил откуда-то издалека: «Спишь?» Я поцеловала его в щёку, положила голову на плечо, и полузабытый сон медленно прошёл перед глазами. Вот я еду куда-то с ним, не знаю, с кем. С тем, кого люблю. Тихо вокруг, мягкий ветер клонит траву, бесшумно ходит над степью. Мы едем... Куда? Не всё ли равно? Лишь бы долго ещё старый возница-еврей бормотал свою протяжную песню да мягкие фонтанчики пыли вылетали из-под копыт. Лишь бы долго ещё справа и слева от нас проплывали высокие душистые травы и совы, мигая слепыми глазами, сидели на телеграфном столбе. Лишь бы долго ещё свет от единственного фонаря, который зажёг наш возница, бежал рядом с нами по мягкой дороге. Лишь бы он был рядом со мною - тот, кого я люблю. Но он и был рядом со мною!

Вот он наклонился, чтобы поправить сено в ногах, - под сиденьем было слишком просторно, и ноги болтались. Вот, не разгибаясь, спросил меня: «Теперь удобно, Танюша?» - и я сверху увидела его доброе твёрдое лицо. Вот заговорил о чём-то - и замолчал, только тихонько поцеловал мою руку, почувствовав, что мне не хочется говорить, а хочется думать о нём, о нас. В сумраке, на двигавшемся с каждой минутой на притихшую степь, он казался таким молодым, совсем мальчиком, в своей серой кепке, сдвинутой на затылок. Мы достали только жёсткие бесплацкартные места, и вагон попался какой-то странный, с очень широкими двухэтажными нарами, на которых было удобно лежать, а сидеть неудобно. Зато он был почти пустой, без сомнения, именно но этой причине! Проводник поставил в фонарь свечу и ушёл. Потом кто-то закурил от свечи, не заметив, что мы сидим на нарах, как турки, с поджатыми под себя ногами. Потом какая-то женщина развязала носовой платок под фонарём, оглянулась, сосчитала деньги, ушла и тоже не заметила нас. Это было забавно, как будто мы в одно и то же время и существовали и не существовали на свете. Потом огарок погас, но в вагоне почему-то не стало темнее...

- Ты даже не представляешь себе, как ты изменилась!

- Разве я изменилась?

- Очень. И эту перемену можно выразить, как ни странно, одной фразой. Ты была человеком размышлений и чувств, а становишься человеком поступка. Можно тонко чувствовать и много размышлять, но...

- Понимаю.

- Что тебе пишет Николай Васильевич?

- Он пишет, что он рассказал Никольскому о моих светящихся вибрионах.

- И что сказал Никольский?

- Что я молодец.

- Ты, кажется, спишь?

- И не думаю.

- Не спи, пожалуйста. А то и я засну, - сонным голосом сказал Андрей. - И мы уедем чёрт знает куда.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.