Юрий Крюков

[txt] В этом селе немцы были недолго. Село лежит в стороне от большака, невдалеке от партизанских лесов, и немцы здесь за два с лишним года побыли всего четыре дня, когда убегали от Красной Армии.

Четыре дня они прожили в селе. У Ивана Агеевича Литвинова в избе остановились два немецких солдата. У Ивана Агеевича жена Дарья и девочка четырёх лет - Лида.

Мы постучали в избу под вечер. Наши передовые части прошли через это село сутки назад. Иван Агеевич широко распахнул дверь, а его жена тотчас же начала стелить нам на соломе домотканные полотна и накладывать на них подушки.

Мы прошли за этот день двадцать шесть километров - постель тянула нас к себе. Но мы не первый день воевали и знали: неизвестно, что будет утром и даже ночью, и поэтому надо сейчас, до сна, обязательно поесть.

Шёл третий месяц наступления. Обозы порядком поотстали. В наших вещевых мешках были сухари, по банке консервов и у одного из нас - тюбик концентрата пшённой каши.

Лейтенант Касридзе, весёлый, красивый мингрелец, носивший походную шинель с тем непринуждённым изяществом, с каким кавказцы носят черкеску, подошёл к хозяйке и, поклонившись ей, сказал:

- Хозяйка, одну луковицу, очень прошу, одну единственную. Знаете, я человек гор, с Кавказа, я без луку то же, что без любимой, а мой лук лежит в мешках в «доне», что обозначает дивизионный обменный пункт, будь ему неладное. Очень прошу, с поклоном к вам: одну луковицу.

Хозяйка всплеснула руками:

- Боже мой, вам мы рады не только что луковицу!... - она задохнулась от волнения. - Всё, что имею, наши родные, наши освободители, детки наши, всё!

Она пошла по направлению к печи, где, видимо, лежал у неё лук, но Касридзе преградил ей дорогу.

- Нет, - сказал он ей с галантной вежливостью. - Я сам достану. Не трудитесь. Присядьте к нам, к столу.

Дарья, улыбаясь подсела к столу, а Касридзе направился к печи. И вдруг мы услышали пронзительный детский крик. Он был так напряжён и страшен, что мы все как один поднялись со своих мест. Странное спокойствие сохранила только Дарья. Она опустила голову - и это было всё.

- Что ты, милая девочка? - сказал Касридзе. - Разве я такой страшный? Чего ты так испугалась?

Но девочка продолжала плакать. Нет, девочка не плакала - она кричала, страшно, надрывисто. Крик этот сверлил мозг. сердцу становилось больно. Мы смотрели и не понимали, что происходит в дальнем углу, у печки.

Касридзе сделал шаг назад, растерянно поглядел на нас, потом повернулся опять к печке и сказал:

- Пожалуйста, не надо так кричать, девочка. Хочешь я возьму тебя в Грузию? У нас апельсины, лимоны... Ну, пожалуйста, не кричи.

Но захлёбывающийся, звериный крик не прерывался ни на мгновение. Девочка уже начинала хрипеть.

Тогда поднялась Дарья. Она взялась руками за голову, и платок сполз. Мы увидели седые волосы этой, ещё молодой женщины.

- Не троньте её, товарищ, - сказала она тихо, а девочка продолжала кричать, - не троньте её. В нашей избе три дня были немцы. Они притащили сюда нашу соседку Аксинью и сделали с ней всё на глазах у девочки, у моей дочери Лиды. Теперь, когда кто - нибудь к ней подходит, она начинает кричать...

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.