Эмиль Золя

М Эйхенгольц| опубликовано в номере №269, май 1935
  • В закладки
  • Вставить в блог

Литературное наследие Золя многотомно, и творческие этапы писателя разнообразны. Выдающийся теоретик и глава натурализма, Золя в юный период своего творчества повторял традиционные чувствительные романтические мотивы («Сказки Нинон»). Но в середине 60-х годов, написав «Терезу Ракен» (1867 г.). Золя вошел в круг того физиологического романа, который возник в 50-х годах прошлого века. Роман этот был связан с увлечением буржуазии, утвердившейся после разгрома революции 1848 г., естественными науками. Промышленное развитие требовало тогда точных знаний, которые и давали эти науки. В философском отношении это движение находило опору в вульгарном, механистическом материализме, подменявшем социальную, классовую борьбу установленным в естествознании законом борьбы за существование (учение Дарвина).

Однако лозунг Золя «изображать людей, животных - не больше» был разбит самой жизнью. Социальный кризис в последние годы Второй империи, поражение Франции в борьбе с Германией (Седан, 1870 г.) и Парижская коммуна (1871 г.) поставили во всю широту вопросы социально-политические. И это оказало на Золя громадное влияние.

Когда Золя в 1868 г. приступил к созданию серии романов «Ругон-Маккары», лучшему своему произведению, он в основу работы положил изучение физиологических трактатов (доктора Люка, Ш. Летурно). Писатель стремился иллюстрировать в своих романах модную в то время проблему «наследственности», т. е. передачи потомству психофизиологических свойств родоначальников семьи. Считали, что забота о здоровом человечестве, об устранении болезненных особенностей наследования (алкоголизм, истерия и т. п.) может привести к разрешению социальной проблемы неравенства. И понятно, почему в черновых рукописных материалах к серии «Ругон-Маккары» Золя писал: «Мое произведение будет не столько социальным, сколько научным... Для меня более всего важно быть чистым натуралистом чистым физиологом».

Но в процессе работы именно общественные, социальные моменты приобрели у Золя главенствующее значение. Действительно, лишь немногие романы Золя широко затрагивают проблему наследственности: «Западня» (наследственный алкоголизм в рабочей семье), «Человек-зверь» (мания убийства на почве алкоголизма), «Творчество» (проблема гениальности и безумия) и еще немногие другие. Большинство персонажей из семьи Ругон-Маккаров вырастает у Золя в оригинальные социальные образы. Первый же роман серии, «Карьера Ругонов» (1871 г.), несмотря на «научное» его значение (Золя обрисовал в нем физиологическое «происхождение» семьи Ругон-Маккаров) оказался острым «политическим памфлетом» против буржуазии, поддерживавшей захватившего власть Наполеона III.

Физиологическая проблема наследственности, как мы видим, не имела решающего значения для всего построения серии «Ругон-Маккаров». Но ограниченный естественно-научный материализм Золя выразился и в другом, а именно в характерной для него философии «вечной жизни» (биологизм), согласно которой человек со всеми своими страданиями - лишь ничтожная, преходящая частица природы. Вот почему, например, война в романе «Разгром» рассматривается писателем как проявление «возвышенной и глубоко печальной идеи Дарвина о борьбе за существование» (слова Золя в рукописях). Вот почему в «Жерминале» несчастный в семейной жизни инженер Энбо перед лицом голодающих шахтеров проводит мысль Золя о том, что «превыше извечной несправедливости классов стоит вечная скорбь человеческих страстей» (письмо Золя к Роду, 1885 г.).

Но если указанный биологизм, и силен в творчестве Золя, - это не ослабляет социальной насыщенности его произведений. Романист-социолог Золя был выразителем идей французской радикальной мелкой буржуазии и связанной с ней технической интеллигенции; в его творчестве отразились развитие и колебания этой социальной группы во Франции от 70-х годов до начала XX века.

Почти все романы Золя из серии «Ругон - Маккары», от «Карьеры Ругонов» до «Накипи» (1871 - 1882 гг.), с исключительной остротой передают борьбу мелкобуржуазного республиканца с бонапартистской буржуазией, которая поддерживала Вторую империю, власть Наполеона III Бонапарта. Хотя Наполеон III и был в 1870 г. свергнут, но провозглашенная монархическим в большинстве Национальным собранием республика была слаба и нуждалась в защите.

Вот чем вызвано было в творчестве Золя появление ряда его романов. Действительно, в «Добыче» Золя отрицательно рисует спекулирующих бонапартистских победителей, удушивших в 1852 г. республику. В романе «Чрево Парижа» изображены Толстяки - мелкая и средняя буржуазия Центрального рынка, которые победили Тощих - республиканцев.

Гротескно рисует Золя ненавистных ему торговок, злорадствующих при аресте Флорана: «Рыбный ряд притих. Громадные животы, бюсты сдерживали дыхание, ожидая, пока надзиратель скроется из виду. Потом все пришло в движение: бюсты выпятились, животы готовы были лопнуть под напором злорадного хохота. Проделка вполне удалась... Наконец-то сухопарого верзилу сцапают, и он не будет торчать у всех на виду со своей противной рожей и глазами каторжника». О степени остроты нападок на буржуазию у Золя в этот период можно судить также по основному замыслу романа «Накипь». В рукописных «тезисах» к аналитическому плану романа Золя писал: «... Показать буржуазию обнаженной, после того как я показал народ, и показать ее в более отвратительном виде, хотя она считает себя воплощением порядка и добродетели».

Начиная с романа «Дамское счастье» (1883 г.) в творчестве Золя намечается, однако, поворот. В период упрочения буржуазной республики мрачное, критическое отношение к действительности сменяется у Золя поисками жизненной устойчивости. Золя находит опору в «веке действия и победы, усилий во всех отношениях». Он становится пропагандистом индустрии и новых, порождаемых ею форм жизни. Правда, мы встречались с этим уже в «Чреве Парижа» в образе Центрального рынка из чугуна и стекла, но там индустрия была воспринята лишь с философско-эстетической стороны: художник Клод Лантье иронизирует над словами «промышленность убивает поэзию» и показывает красоту новой архитектуры промышленного века.

В «Дамском счастье», где обрисована борьба и победа большого, своего рода универсального магазина над старыми формами мелкой торговли, индустрия является уже социально-экономической силой. Увлеченный «прогрессивной» стороной индустриальной культуры, гигиеной, комфортом и просветительной ее ролью, Золя не ставит в этом романе социальных вопросов, связанных с развитием индустрии. Но по существу его пропаганда индустриального развития совпадает с империалистическими устремлениями финансового капитала. Это особенно ярко сказывается в романе «Деньги», где представитель банковского капитала, авантюрист Саккар, произносит пламенную речь об индустриализации Востока: «Мы очистим гавани, занесенные песком, защитим их крепкими дамбами. Там, куда теперь не смеют сунуться барки, будут причаливать опросные высокобортные корабли. Вы увидите, какая жизнь закипит в этих безлюдных равнинах, в этих пустынных ущельях, когда их пересекут железные дороги».

Как мелкобуржуазный реформист, Золя критикует в «Дамском счастье» чрезмерную эксплуатацию аршинников (приказчиков), а в «Деньгах» - хищнических спекулянтов. Но основная его мысль: «На деньги не нападать и не защищать их... Показать, что деньги стали значительно содействовать достоинству жизни... Показать непреодолимую силу денег - рычаг, поднимающий мир».

Золя уже сознавал движущие социальные силы своей эпохи. Об этом свидетельствует его роман «Жерминаль» (1885 г.), о котором он писал: «Роман - возмущение рабочих. Обществу нанесен удар, от которого оно трещит, - словом, борьба труда и капитала. В этом вся значимость книги. Она предсказывает будущее, выдвигает вопрос, который станет наиболее важным в XX веке» (рукописные наброски).

В ярких картинах борьбы забастовавших шахтеров с анонимным капиталом акционерного общества Золя сочувственно изображает угнетенное положение шахтеров в «подземном аду». В этом смысле «Жерминаль» - первый во Франции роман о неприкрашенной рабочей действительности. Но подлинный замысел романа выражен в словах Золя: «Нужно заставить читателя-буржуа содрогнуться» (в рукописи). Золя не ставил своей задачей написать революционный роман. Он признавался редактору одной массовой газеты: «В замыслы мои не входило покрыть Францию баррикадами. «Жерминаль» говорит о сострадании, а не о революции». В этом и сказывается реформизм Золя.

Следующая после «Ругон-Маккаров» серия романов - «Три города» (1894 - 1898 гг.) - посвящена кризису религиозного сознания: аббат Пьер Фроман, убедившись в ложности католических «чудес» («Лурд») и лицемерии папского демократизма («Рим»), обращается к естественнонаучному миропониманию («Париж»). Последний роман дает много для понимания Золя. В нем выведен ученый Бертеруа, произносящий характерные для Золя речи в защиту науки - единственной, по его мнению, революционной силы.

Последняя серия романов Золя - «Четыре евангелия» (1899 - 1902 гг.). Входящий в нее роман «Труд» - подлинное социально-политическое завещание мелкобуржуазного реформиста. Золя рисует в нем социальную утопию, некий мощный индустриальный город, где анархо-коммунистические формы жизни достигнуты путем мирной ассоциации «капитала, труда и талантов» («знания»), т.е. классового сотрудничества капиталистов, рабочих и технической интеллигенции, под руководством последней. Роман этот основан на идеях утописта-социалиста Фурье.

Пропаганда классовой «солидарности» как пути к бесклассовому обществу глубоко чужда нам и враждебна. Но, как и у социалистов-утопистов (сенсимонистов и Фурье) был» мотивы критического отношения к капитализму или картины, предвещавшие будущее, так и в романе Золя имеются интересные детали социалистического быта. Примером может служить описанная Золя система трудового воспитания, дома матери и ребенка и т. п. Быть может, наиболее яркой картиной в романе является свадьба молодой рабочей четы на заводе, среди машин.

Золя часто упрекают в недостатке художественного мастерства. Действительно, Золя, писавший в среднем по объемистому роману в год, не успевал в должной мере отделывать все свои вещи. В этом смысле его нельзя сравнить, например, с чеканным мастерством Флобера, который работал над каждым из своих романов пять - шесть лет. Но даже в романе художественно среднем, как «Доктор Паскаль», имеются эпизоды потрясающей силы: таково описание смерти мальчика Шарля от кровотечения в присутствии безумной старухи, прабабки его Диды, или картина гибели от самовозгорания алкоголика Антуана Маккара. В рукописях Золя имеется много замечаний о формальных его творческих задачах.

Действующие лица у Золя в подавляющем большинстве - образы социальные. Достаточно привести из рукописей его характеристику Лизы Маккар («Чрево Парижа»): «Я хочу наделить свою героиню честностью ее класса и показать, какая бездна трусости и жестокости скрывается в спокойной плоти буржуазной женщины... Социально и морально она окажется злым ангелом, и от ее прикосновения все будет блекнуть и разлагаться».

Большую роль играют в романах Золя изображенные им социально - экономические организмы: Центральный рынок, большой магазин, биржа, шахта и т. п. А с этим связаны и мастерские его образы вещей. Они зачастую психологизируются у Золя («натюрморты») и оказываются «полными причуд», приобретают «мистический характер», превращаются в «чувственно - сверхчувственную вещь», как сказал Маркс о фетишизме товаров в капиталистическом обществе.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены