Второй день мать не вставала с постели, а сегодня ей и вовсе сделалось плохо, и она то ли была в забытьи, то ли дремала от слабости. В маленькой комнате, куда они (Валерка, его мать и соседка тетя Маша – все, кто остался в большой, когда-то шумной комму нальной квартире) собрались, чтобы сохранить больше тепла, стояла ненасытная железная печка. Сожгли уже почти все, что горело, теперь наступила очередь соседкиного шкафа. С утра Валерка помогал тете Маше ломать его – это было нелегко. Вооружившись топором, она разбивала ящики, а он оттаскивал доски в сторону. Работая так. они часто присаживались отдыхать на покрытую серым инеем голую железную кровать – в комнате соседки было холодно, как на улице.

– Вот он. Новый год-то какой. – говорила она, отдуваясь. – Полезную вещь рушим, чтобы согреться. – Она подмигнула Валерке. – Но ничего, парень, не расстраивайся. Дед Мороз, конечно, к нам не придет, а вот отца твоего, может, на денек-то отпустят...

Теперь уже Валерка не мог не думать об отце и о том. как он появится на пороге поздно вечером. Он был уверен: стоит отцу прийти – и кончатся все их беды.

Последнее время тетя Маша не оставалась ночевать на заводе, как она делала это раньше, ail возвращалась домой и часто чего-нибудь приноси | ла с собой, подкармливала Валерку. Сама она едва держалась на ногах, но пергаментно-серое. изможденное лицо ее всегда было веселым, ласковый прищур глаз успокаивал, и весь ее словно и не меняющийся ладный, уютный облик, казалось, говорил: «Это все ничего, пустяки... переживем – вот увидите! о

Валерка сдвинул заслонку печки и подбросил несколько щепок. Он чувствовал себя неважно, его пошатывало, время от времени кружилась голова, а впереди еще долгий унылый день – на сегодня положенное уже съедено и ничего больше не будет до самого вечера, а может, и до завтра. После утренней еды Валерка долго не мог успокоиться: желудок, вобрав жалкие крохи пищи, приготовился принять еще, но его обманули, и он. будто существо, отдельно жившее внутри, обезумел, взбунтовался – казалось, разодрав внутренности, он вырвется через горло наружу, чтобы пожирать все на своем пути.

Так было сначала, потом боль утихла, но не думать о еде было невозможно. Валерка то бродил. как .лунатик, по комнате, то подсаживался к печке. Желтое пламя в ней весело гудело, доски от разбитых ящиков сгорали быстро, превращаясь в кучу мерцающего пепла.

Чтобы немного отвлечься от голода. Валерка придумал игру. Дождавшись, когда в печке прогорит очередная порция деревяшек, он разбивал кочергой остатки на мелкие угольки и собирал их потом в небольшой вал. Пышущая жаром груда угольев исходила ярким оранжевым сиянием. Он следил, как угли становятся багровыми и начинают темнеть – вот в это самое время все покрывается тонким слоем седого пепла, а из-под него то здесь, то там выплескиваются, тут же угасая, синие огоньки. Получалось, что в темном чреве печки, как бы занесенный снегом, ощетинивался огнем по врагу окоп: то отдельными выстрелами освещалась в ночи позиция, а то вдруг перебегал залп вдоль всей линии.

Валерка принимался считать выстрелы и залпы, и чем больше считал, тем легче становилось у него на сердце, словно они могли помочь нашим навсегда уничтожить жестокого врага. В том, что это будет. он не сомневался. Там, на фронте, все бойцы были такими, как его отец, а уж с ним – он был в этом твердо уверен – не сможет сладить никто во всем мире. Бывало, посадит отец Валерку на ладонь, да так. одной рукой, и поднимет его над собой. И он тоже будет похожим на отца, надо только потерпеть, побороть голод.

Валерка вздохнул и прислушался.

Тетя Маша хлопотала возле матери: осторожно, по капле, она вливала теплую воду в ее безжизненный рот. Словно сквозь сон, Валерка слышал шепот тети Маши, но слова не доходили до его сознания. Он знал, что она просовывает сквозь стиснутые зубы матери припасенные крошки хлеба, которые мать ни за что бы не стала есть, будь она не в беспамятстве. Он догадывался, что тетя Маша старается делать это тайком от него. Голодное воображение услужливо рисовало ему картину кормления, и Валерка не выдержал:

– Теть Маш. я – во двор...

Она повернулась и некоторое время внимательно, молча смотрела на него, потом сказала:

– Но только туда – и обратно,

Выходя на площадку, он нечаянно стукнул дверью – гулкое эхо камнем свалилось в холодный пустой лестничный пролет. Валерка принялся осторожно спускаться вниз, при этом старался держаться подальше от стен, которые сквозили холодом, и не касаться заиндевелых перил.

Во, дворе он постоял немного, отдыхая и привыкая к свету, который шел от огромных сугробов снега,, хотя края их были в грязно-желтых потеках и промоинах. Двор был безлюден, пустые окна глядели в него глухо и отчужденно.

Обратно Валерка поднимался медленнее и отдыхал на каждой площадке. Ему осталось одолеть последний отрезок лестницы, когда он услышал сзади чьи-то шаги и остановился.

По лестнице тяжело взбиралась соседка с верхнего этажа. Валеркины ноги приросли к месту: Вера Андреевна, торопясь так. будто кто гнался за ней, ела хлеб, по лицу ее текли слезы, и она глотала их вместе с хлебом. Он отчетливо видел темный брусочек, от которого она с жадностью откусывала и судорожно проглатывала, брусочек этот приковал его взгляд и придвигался к нему все ближе и ближе. Валерка понимал – на это нельзя смотреть, но отвести глаза не удавалось. Он сказал себе: надо просто отвернуться – но голова его не шелохнулась. Тогда он приказал себе сделать это, и на какое-то мгновение в его голодном сознании произошел сдвиг: ему почудилось, что он отвернулся, а глаза его остались на месте (мелькнула мысль: как такое может быть?). Очнувшись, он обнаружил, что ничего такого с ним не произошло: он не отрываясь смотрел на хлеб, как и раньше, не поворачивая головы. «Это я заснул на минутку, и мне приснилось, что я отвернулся...» – с тоской подумал он, и вдруг ему показалось, что рот его полон слюны. Валерка судорожно глотнул, но слюны не было – высохшее горло прорезала боль, в нем перекатился сухой и жесткий, словно корка хлеба, комок воздуха. Желудок горел – каждая его клеточка кричала о спасении. Валерка почувствовал, как у него задрожали руки, и понял: сейчас он бросится и обеими руками вцепится в этот кусок, уменьшающийся на глазах...

Ему стало страшно.

Едва передвигая ослабевшие ноги, он с трудом развернул и переместил себя вместе со своей головой и глазами ближе к углу, увидел перед собой покрытую легкой мерцающей изморозью стену.

Женщина медленно и отрешенно прошла мимо, будто его тут и не было, на ходу она рассматривала свою ладонь, видно, выискивала – не осталось ли там чего. Валерку она не признала, а может, просто не видела. Он вспомнил, что у Веры Андреевны были две девочки, Сима и Наташка, которых он уже несколько дней не встречал на лестнице. Валерка подумал о них и тут же забыл – во всем теле была такая слабость, что ноги подгибались в коленях, тряслись руки, и ему хотелось сесть и закрыть глаза, и он уже было начал поддаваться этому сладкому желанию, но в замутившемся сознании проявилось безжизненное лицо матери и возвратило ему память о том, что он не один, что в нескольких шагах остались родные ему люди. К нему вернулся потерянный на какое-то время слух, и он услышал шаги – соседка все еще поднималась на свой этаж.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.