Эта невзрачная деловая бумага, отпечатанная под копирку, пришла в бригаду неожиданно. И расплывчатые строки отбитых копиркой букв гласили: «За отличную работу и примерное поведение в быту подлежат досрочному...»

Странное чувство испытал Фоменко, вчитываясь в этот плотный листок. И радость за ребят, которые на его глазах преодолели нелегкий рубеж, стали надежными работниками и не менее надежными друзьями. И горечь непременной разлуки, потому что он слишком хорошо знал их. Об этом не раз было говорено, когда ребята выплескивались перед Михалычем до донышка. Эти беседы на официальном языке носили суконно-бюрократическое название: «Воспитательная работа с членами бригады». После одной из них Эльбрус обронил Фоменко: «Хороший ты мужик, Михалыч, но разный. В деле – кремень, в жизни – воск. А всех жалеть нельзя. Объегорят».

Сейчас, читая невзрачную бумагу, вспоминал Фоменко тот разговор и другие беседы. Неспешные, душевные. Трудно было решать за ребят, перечисленных в документе: уедут или останутся. И стоит ли с ними заводить на эту тему разговор? Пожалуй, не стоит. Слишком уж тосковал по Каспию Эльбрус Гусейнов. Сколько раз, глядя на мелководную чашу Цимлянского водохранилища с белыми барашками на плавных волнах, произносил с горечью: «Нет, не море».

И не меньше, чем Эльбрус по морю, томился по лошадям, по запаху конюшен, по неровному ритму ипподрома в день больших скачек, по азартному слитному реву трибун, когда фаворит «привозит остальных на хвосте на три корпуса», Коля Огрызков. В воскресные дни – Фоменко знал это точно – Коля маялся, уходил один далеко за город, в степь в надежде встретить «простую конягу». Но по просохшим дорогам уверенно пылили переполненные автобусы и многотонные «Колхиды», «КрАЗы». А по тугой ниве плыли громады комбайнов.

Тофик Сулейманов был весь как на ладони, само откровение. Сколько раз слышал Фоменко да и другие ребята, как он на полном серьезе, горячась, доказывал тому же Эльбрусу, какому-нибудь парню, приехавшему на стройку из Азербайджана, что Сумгаит, конечно же, лучше Баку.

Нет, не останутся ребята. Они исчерпали стройку, которая дала им немало. А все же не срослись с ней, не сроднились, не прилепились, как он, бригадир Фоменко, ко всем этим ростверкам, которые уже засыпаны фунтом, к узким щелям бетонных колодцев. Но он строитель. А они? Наверное, не стоит уговаривать их, а проще и лучше проводить достойно.

Автобус, выдохнув на толпу остающихся едкое дымное облако, по-слоновьи плавно пошел вперед, спеша выбраться на трассу. За зеркальными, запорошенными дорожной пылью стеклами уплывали улыбающиеся лица Эльбруса и Тофика Сулейманова. Они еще что-то говорили за стеклами, улыбались, жестикулировали. Но Фоменко, круто развернувшись, зашагал от автовокзала. Валя Прасков постоял мгновение, помахал рукой ребятам и поспешил догонять бригадира. Было грустно. Вчера уехал в Сальск Коля Огрызков. Два раза провожать за сутки – это много.

Бригадир в кургузой парусиновой курточке, в разношенных сандалиях шел молча, сосредоточенно. Спешил уйти от суетящегося торжища автовокзала – от всего, что было теперь связано с проводами ребят. ,

Сколько раз он ставил свою подпись на «бегунке», когда рассчитывались люди. За эти годы он привык к частой сменяемости лиц, судеб, проводам и отъездам. А вот уехали эти трое, и что-то ушло с ними. Придут другие.

Фоменко поймал себя на том, что думает о тех, кто придет в их бригаду на место убывших, с некой долей отчужденности.

Окончание следует.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.