Вчера и сегодня

То, что вчера называлось «Площадь Республики», сегодня называется «Площадь Революции»; то, что вчера называлось «Аэропорт Лас-Мерседес», сегодня называется «Аэропорт Аугусто Сесар Сандино»; то, что вчера называлось «Дом Луис Сомоса», сегодня называется «Дом Рикардо Моралес Авилес»... Такие сообщения в течение дня то и дело можно услышать на волне одной из радиостанций Манагуа. Диктор произносит их необычно, голосом, скорее похожим на голос сказочника из детской передачи. Тем самым он как бы подчеркивает особый смысл перемен, стоящих за каждым из вещаемых известий, магическую значимость для страны таких обыденных понятий, как «вчера» и «сегодня». Они словно разделившие два берега части раз и навсегда разведенного моста. На одном берегу, вчерашнем, остались тьма, невежество, нищета, эксплуатация и террор. Другой, сегодняшний, озарился надеждой на прекрасное завтра, лишенное кошмаров прошлого. После трех-четырех сообщений диктор неизменно обращается к слушателям с просьбой информировать радиостанцию о появлении новых названий, и те звонят, пишут, помогают пополнять эту растущую изо дня в день и в самом деле многозначительную коллекцию.

Многое меняется в Никарагуа, и такие радиозаставки – всего лишь поверхностное отражение перемен, пришедших в страну с падением диктатуры. Люди не хотят ходить по улицам, жить в домах и учиться в школах, носящих названия, связанные со вчерашним днем, имена тех, кто десятилетиями жил за счет их страданий, голода и бесправия. Низвергая бронзовые статуи прежних властителей Никарагуа, выкидывая на свалку таблички с ненавистными именами, народ тем самым подводит символическую черту под целой эпохой. Так на картах городов возникают «новые» улицы, площади и районы, а имена людей, еще недавно числившихся в списках «государственных преступников», за головы которых сомосистская охранка готова была выложить карателям или платным доносчикам тысячи кордов наличными, ныне гордо украшают стены домов и светящиеся вывески на площадях. А в местах, где, сражаясь с диктатурой, пали славные сыны Никарагуа, поднимаются скромные, утопающие в цветах временные обелиски.

Переименовать улицу, дом, школу в общем-то нетрудно. Гораздо сложнее изменить образ мыслей людей этой улицы, поставить с головы на ноги уклад жизни человека, живущего в доме с новым названием, дать новые духовные ценности сидящим за партой ученикам.

Никарагуанским революционерам досталось тяжелое наследство – разруха, голод, почти 60-процентная неграмотность населения. Возродить страну, сделать ее подлинно свободной и независимой, культурной и процветающей можно только совместными усилиями всех. Поэтому одной из важнейших задач руководители революции считают формирование у людей передового сознания, принципиально нового отношения к своей родине, к общему делу, к своему рабочему месту и месту каждого в рядах строителей новой жизни.

Но ломка старых взглядов на жизнь, укоренявшихся десятилетиями предрассудков, не может произойти мгновенно. Тем более в такой ранее отсталой стране, как Никарагуа. Об этом у меня был долгий разговор с первым секретарем провинциального комитета Сандинистского фронта национального освобождения Манагуа, легендарным боевым командиром Дорой-Марией Тельес. Ей 24 года.

– Представь себе, – рассуждала она, – швейную фабрику и работницу, которая, скажем, шьет рукава для рубашек. Одни и те же рукава по 8 часов в день – и так 300 с лишним дней в году на протяжении 20 лет. Скучно, не так ли? Я говорю об этом потому, что знаю эту проблему, был у меня подобный случай на одной из фабрик. Так вот, после 20 лет такого монотонного труда на чужой для нее фабрике настает день, когда швея, изготовляя этот несчастный рукав, вдруг должна осознать, что делает его не только для того, чтобы получить несколько кордов, а чтобы люди ее страны были хорошо одеты и довольны. Но и этого мало. Она вдруг должна понять, что и от качества ее работы сегодня зависит благосостояние народа, его настроение, что производить как можно больше рукавов – дело ее чести, трудовой подвиг, что это значит – работать на революцию. Не каждый способен все это понять, по крайней мере сразу. Очень это сложный процесс. Чтобы он начался и успешно развивался, революция должна произойти в сознании каждого отдельного человека. И она происходит. Возьми хотя бы газеты, – продолжает Дора-Ма-рия. – Сколько они пишут сейчас о трудовом героизме, о том, как рабочие в городе или в деревне добровольно и бесплатно восстанавливают и ремонтируют технику, расчищают развалины, пускают в ход сломанные или брошенные бежавшими из страны прежними хозяевами машины и трактора, открывают магазины и целые фабрики. Все это прекрасные примеры совершенно нового поведения человека в обществе и на производстве, которое он уже не считает враждебным себе.

Дора-Мария делает паузу. Не в поисках подходящих к месту, более убедительных слов – говорит она прекрасно. У меня создалось впечатление, что эти минутные паузы необходимы ей, чтобы оглянуться назад, сверить себя и свое сегодняшнее кредо со всей прожитой жизнью. Так и сейчас, совершив этот, похоже, правильно понятый мной «экскурс» в прошлое, она замыкает свою мысль:

– Да, это очень важная победа. Ради нее стоило бороться, рисковать и побеждать.

– Скажи мне, – спрашиваю я ее, – были случаи, когда твои аргументы не доходили до аудитории или до конкретного собеседника? Ведь сознание у людей разное, и убедить человека, повести его за собой – дело нелегкое, тонкое и деликатное.

– Случаи такие были, хотя и не часто. Как правило, мне удавалось убеждать. Самые обидные случаи были с молодёжью. Представляешь, у нас появились отдельные молодые люди, почему-то решившие, что раз революция победила, то они имеют право на все, и теперь только давай и давай им, что они пожелают... Рановато. Революция только начинается. Я, например, уверена, что человек, считающий себя достойным всего, не знает цену ничему. Такой вырастет инждивенцем, черствым и эгоистичным, будет потерян для общества. Трудно мне с такими. Я их не понимаю, а они не понимают меня. Им не по душе моя позиция, мои аргументы, мой опыт. Ну, что тут поделаешь! – Она разводит руками. – Хорошо, что таких единицы. И я, признаюсь, не теряю надежды добраться до их сокровенных струн душевных.

Гимн альфабетисадоров

Еще в ноябре 1966 года, обращаясь к народу, СФНО призывал: «На борьбу, братья-никарагуанцы, на борьбу за землю, работу, за культуру!» Последние слова не случайно оказались в этом призыве. Нельзя изменить общество, не изменив живущих в нем людей, не создав нового человека. Борьба за этого человека, за его культуру в самом широком понимании этого слова ведется сегодня не менее серьезно, чем совсем недавно борьба против человеконенавистнического режима Сомосы. Разорвать узы старых привычек и предрассудков, раскрепостить созидательную инициативу масс непросто. Где-то это приходит само собой, на волне революции, и таких фактов множество, но где-то приходится долго и упорно бороться, разъяснять и убеждать, преодолевая сопротивление враждебной революции пропаганды.

– На пути к победе мы много разрушали, – говорит член секретариата СФНО Карлос Каррион. – Теперь надо восстанавливать, строить, учиться и учить. Подавляющее большинство населения категорически

отвергло все, что десятилетиями вдалбливалось в умы сомосистской пропагандой, построенной на слепом пресмыкательстве перед империалистической «массовой культурой», на культе насилия и низменных страстей, на полном отрицании всего революционного, прогрессивного, даже национального. И мы. сандинисты, практически стали сеять на чистом поле Новая духовная пища не могла быть «какой-нибудь». Ее надо было готовитъ планомерно и целенаправленно и начинать с самых азов. Мы начали с борьбы с неграмотностью.

В гимне альфабетисадоров – тех 170000 добровольцев, что сейчас, рассыпавшись по всей стране, ведут бой за всеобщую грамотность населения, есть такие слова: «Воздвигнем баррикады из классных досок и тетрадей». Именно так квалифицируют сандинисты битву за превращение своей родины во «вторую территорию Америки, свободную от неграмотности».

Основатель СФНО Карлос Фонсека Амадор однажды сказал, обращаясь к товарищам по оружию: «Прежде чем вручить человеку винтовку, научи его писать» И если в те годы винтовка все чаще вытесняла из рук партизан карандаши и тетради, то теперь, когда кошмар тирании остался позади, сандинисты могли вновь во весь голос бросить свой призыв учить и учиться.

– При Сомосе все образование было сориентировано на сохранение в незыблемости системы угнетения и эксплуатации, на ее вопроизводство и на культивирование идеологии, стоящей на страже этой системы, – рассказывал мне координатор кампании альфабетизации 46-летний священник Фернандо Карденаль, брат министра культуры. – Доступ к знаниям был ограничен. Сомоса сознательно держал народ в темноте. Обучать простых людей грамоте считалось при нем таким же преступлением, как и посягать на основы его режима. Право на образование распространялось лишь на узкий круг привилегированных семей. Революция же наша была совершена ради всего народа, ради его освобождения. Планы альфабетизации мы начали разрабатывать задолго до

победы, и уже через две недели после свержения диктатуры мне поручили вплотную заняться организацией крусады

– Величие альфабетизации может понять только человек, живущий в свободной стране, – как бы дополняя сказанное Карденалем, говорит молодой заместитель министра образования Мигель де Кастилья. – Только в свободной стране, где внимание государства сфокусировано на человеке и его интересах, можно осуществить такую грандиозную программу. «Крусада» обойдется нам более чем в 20 миллионов долларов. Цифра колоссальная, если иметь в виду экономические трудности, переживаемые нашей страной. Однако мы идем на эти затраты. Так же, как в свое время Советская Россия, как революционная Куба. Потому что всеобщая грамотность даст нам такую «прибыль», которую сейчас даже трудно подсчитать. И многомиллионные затраты окупятся с лихвой в самый короткий срок.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.