Собственно говоря, в этом и заключен главный момент производственной (подчеркну – производственной, а не рабочей; это разное) педагогики: подготовлена безболезненная, преемственная смена лидеров в руководстве цехом, участком, бригадой, или делается это в пожарном порядке, спешно, по необходимости.

Идеально, когда начальник цеха готовит себе смену, – в данном случае он педагог. Ибо в обязанности педагога входит взращение воспитанника, предоставление ему возможности для самостоятельного полета.

Когда мы воспаряем, нам кажется, что любимые учителя наши остались где-то внизу, ниже нас по уровню знаний, информированности. Но ведь наша любовь к ним от этого не становится ниже, меньше, снисходительней.

Благодарность учителю в том и состоит, что мы знаем его великодушие, по которому он в один прекрасный момент отступает в сторону, чтобы дать дорогу вверх.

Производственная педагогика – а такая, я уверен, должна существовать – в смысле великодушия ничуть не отличается от педагогики школьной.

Пожалуй, мы достаточно детально исследовали главный порыв Александра Козаря, так сказать, изучили ствол этого дерева и оценили этот порыв в основном знаком плюс.

Пока работал мастером, в цех приходил первым, уходил последним, участок свой через год вывел, из прорыва, а став начальником цеха, вывел из прорыва и цех. Дело, как говорится, сделал.

Но отчего же его – да и нас тоже – грызут сомнения?

Да потому, что у ствола есть ветви, и это обязательно. Ветви, когда дело касается дерева, имеющего, так сказать, общественное значение, могут оказаться вовсе другой породы, чем само дерево. Вроде как привиты от других растений. И не всегда благородных пород. Бывает, от сорняков.

Что это значит?

А то, что хорошему, общественно справедливому порыву могут сопутствовать побочные явления, дополнительные, что ли, подробности, которые своим звучанием, характером, даже интонацией способны если не перекрыть главную мелодию порыва, то сильно изменить впечатление о ней.

Это вроде осложнений у выздоравливающего. Главный фактор хорош, ничего не скажешь, человек поправился, а вот вдруг голова болит ни с того ни с сего, или в ухе стреляет, или сердце дает перебои – как с этим быть? Чего тут больше – хорошего или плохого?

В письме Александра Козаря слышатся такие же осложнения.

Вроде бы правилен главный порыв, мы его принимаем, как говорят на собраниях, в основном. Но есть целый ряд поправок. Целый ряд вроде бы подробностей, но с ними мы не согласны.

Об этих ветвях от других деревьев, об этих осложнениях достаточно подробно размышляли читатели в опубликованных «Сменой» письмах.

Но вот одно осложнение – теперь это видится осложнением, – которое читатели не заметили, козарь так уверен в себе, что внутренне готов посягнуть на пост главного инженера. Нынешний раздражает его слабыми решениями. Что ж, раздражение это понять можно, если оно не субъективное ощущение, а объективно выверенная оценка. Но вот сомнения – их бы тоже хотелось усмотреть в его письме! Есть, правда, сомнения в том, что решения главного инженера компетентны, что ж, допустим, это истина, но что будет, если ему, Александру, предложат занять нелегкую эту должность? Справится ли?

Сомнения этого нет, а оно должно быть. Переоценка самого себя, излишняя самоуверенность? Скорей всего именно так. И это осложнение, этот пропуск в исповеди Александра Козаря – чрезвычайно печальное обстоятельство.

– Хочу быть первым! – восклицает он.

– Ну что ж, в добрый путь, – отвечаем мы с читателями.

– Я созрел даже для должности главного! – утверждает он.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 12
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.